Тесно стало прогретому воздуху. Собрался он в вете­рок и устремился на косо­гор, заигрывает с березками. Но мартовские дали заман­чивы, и потянуло шалуна в заклязьминские луга. Со­сулька за ночь потолстела, изумрудно на солнышке пе­реливается. Капель в снегу образовала отверстие. Кап да кап. Пройдет какое-то время, и от сугроба ничего не останется...

Любил эту пору бакенщик Алексей Ефимович Бударин, житель деревни Кали­ты, что недалеко от Стан­ков. Бывало, на день Алек­сея, Божьего человека потянет из оврага теплом, Алексей Ефимович пощу­рится, глядя на солнышко, да и скажет себе: пора. До Клязьмы от деревни косого­ром с версту пройти, но это был для дяди Лени незабы­ваемый путь: как-никак — на государственную служ­бу шагал обеспечивать нави­гацию «от» и «до». Парохо­ды по гудкам узнавал: «Ро­беспьер», «Зорька», «Комвузовец», «Перевал», «Пере­кат», «Шуя», «Южа» и еще с десяток других. Первый из перечисленных — белоснеж­ный пассажирский красавец с палубой, проходил мимо будки строг о по расписанию, доставляя  пассажиров  на Мстёрскую пристань, Глуши­цы. Последняя узкоколейкой с  городом   Южей   связана.

Остальные пароходы счита­лись в Вязниковском порту буксирными, тянули, не жалея  себя, баржи, плоты. Летом Клязьме тесно стано­вится, когда два парохода встречаются. Так что служ­ба бакенщика считалась ответственной. Почти   еже­дневно, по утрам, на Мстер­скую пристань доставлялись бакенщиками сведения о со­стоянии  фарватера реки (глубина, ширина его). При­чем делалось это эстафетно. Алексей   Ефимович ходил лишь  от своей будки до Федосеевской между семью и восемью часами, когда уже проходил на Вязники «Робеспьер», после  чего долго не утихомиривалась река. Рыбачить было беспо­лезно, как говорили тогда: сматывай удочки. И тут как тут  дядя Леня  на берегу. Проходил он тропой вдоль круч в кожаной черной ко­роткой курточке, почему-то никогда  не  застегнутой. Картуза  не носил. Лицо смуглое, осанкой на корена­стого цыгана походил. Бывало, и растеряешься, ко­ли сострит с намеком на что-нибудь, как: «Неуж опять лещ лесу   оборвал», зная, что кроме ершей ни­чего не поймано. Или: «Ты вот все на червя ловишь,а попробуй-ка на мякоть ракушкину — жере­ха выловишь». Прошел дядя Леня, а я за ракушкой в воду полез. И клюнул у меня тогда,только не жерех, а крупный рак. Воз­вращается обратно дядя Леня,спрашивает: «Ну как?»  «Вот,— показываю рака,— на ракушку пой-мал».Дядя Леня рассмеялся и  говорит: «Так это, считай, деликатес у тебя…»

Хорошо помню и будку Будариных. Пологий травя­нистый спуск к воде. Сле­ва — прикрытая тальником, мелководная заводь со щурятами и плотвой. Не­сколько долбленых из оси­ны распашных ходких Ло­док скучали в жару на привязи. От небольшого са­райчика тянуло дегтем, смо­лой, керосином, веревками. Каждый вечер бакенщик обязан был зажечь свои бакены: красные, белые, обозначая путь для прохода судов, а с рассветом эти бакены «погасить», то есть снять фонари...

После войны, с конца сороковых — с начала пяти­десятых годов, будку бакен­щика Бударина посе­щали писатели Э.Г.Казаке­вич, Сергей Никитин, поэт Алексей Фатьянов, вязниковские поэты и прозаики. Будка стояла вблизи боль­шака Мстера-Вязники, под косогором, обросшем елями и березами. Все это помнит­ся. Река в тех местах широ­кая, своенравная. И сегодня у Клязьмы тот же изгиб, те же песчаные отмели. Нет только будки бакенщика: говорят, что угорела неско­лько лет назад. На ее месте вымахали заросли тальни­ка.

А вот в рассказе Сергея Никитина «Снежные поля» будка целехонькая: «На бе­регу он (Алексей Ефимович Бударин — Н.П.) жил в чистой, оклеенной светленьки­ми обоями избушке под березами и тополями. Там стояли две кровати с марле­выми пологами, стол, бата­рейный приемник, этажерка с историческими романами, два стула, шкафчик с посу­дой.

Не раз и не два захажи­вал писатель на костерок к Алексею Ефимовичу Бударину. О многом переговоре­но у полноводной реки.

Но годы брали свое. И вот не стало старого бакенщика. Произошло это ровно три­дцать лет назад, на грани зимы и весны, в 1964 году. Сергей Константинович не мог не приехать туда и не отдать дань уважения про­тотипу своих рассказов, доб­рому труженику. В том же рассказе «Снежные поля» обо всем этом с большой любовью описано. «Укрытое от ветра некрутым изволо­ком кладбище погружено в холодное оцепенение. Пря­менькие, как свечки, стоят заиндевелые березы...» Та­ким описано писателем» Станковское кладбище.

Могилы бакенщика, его супруги Александры Федоровны и их дочери Зинаиды Алексеевны обнесены оград­кой, поставлены скромные сельские памятники.

С приходом тепла преобразится погост: станет чистым, зашумят листвой верхушки берез. А пока же властвует тишина, и крупные звезды загораются в темном небе по вечерам.

Газета "Маяк" 1994 г. Н.Померанцев