|
|
|
Исторические сведения
| |
| Варвара | Дата: Пятница, 26.01.2018, 19:48 | Сообщение # 6 |
 Генерал-полковник
Группа: Проверенные
Сообщений: 889
Статус: Offline
| на пенсии пенсионный возраст, а в документе про работоспособный возраст - это ДО пенсии... вот до пенсии рост смертности почему, экология же хорошая
|
| |
| |
| Варвара | Дата: Воскресенье, 04.02.2018, 11:56 | Сообщение # 7 |
|
Генерал-полковник
Группа: Проверенные
Сообщений: 889
Статус: Offline
| История Екатерины Ивановны Головкиной-Ромодановской
Екатерина Ивановна – урожденная княжна Ромодановская, последний потомок знаменитого рода князей Ромодановских-Стародубских, выходцев из пределов нынешнего Владимирского края, которым, в частности, принадлежала ныне всемирно известная Мстера.
Екатерина Головкина-Ромодановская по собственной воле отправилась в ссылку за осужденным супругом в далеком 1741 году (причем осудили его как раз в декабре!) – на целых 85 лет раньше жен декабристов. А местопребыванием четы Головкиных стало даже не Забайкалье, не окрестности Иркутска или Красноярска, а далекая Колыма, которая и в XX веке являлась символом одного из самых суровых мест заключения.
Задолго до героя кинокомедии «Бриллиантовая рука» графиня Головкина могла бы сказать своим современникам: «Будете у нас на Колыме – милости просим!» Там она провела целых 14 лет, причем никогда не знала, сумеет ли когда-нибудь выбраться оттуда.
Брак по любви
В 1722 году в Москве состоялась роскошная свадьба: князь-кесарь князь Иван Федорович Ромодановский, наиболее титулованный и высокопоставленный сподвижник Петра Великого, выдал свою единственную дочь 22-летнюю княжну Екатерину за сына канцлера (то есть министра иностранных дел) графа Гавриила Ивановича Головкина, 23-летнего Михаила.
На иллюстрации: Граф Михаил Гавриилович Головкин
На свадебных торжествах первыми гостями были царь Петр I и его супруга императрица Екатерина Алексеевна, присутствовала вся знать – как новая, из числа «птенцов гнезда Петрова» во главе с князем Меншиковым, так и старая: князья Ромодановские считались признанными лидерами старомосковского боярства.
Затем молодожены отправились в длительное заграничное путешествие. Молодой граф Головкин сначала состоял при российском посольстве в Берлине, потом – в Париже.
Граф Михаил и княжна Екатерина составили идеальную пару. В отличие от многих других «династических» семейных союзов детей высокопоставленных лиц, это был брак по любви. Красивые, богатые, знатные молодые люди, казалось, были созданы для счастливой беспроблемной жизни и их трагическую судьбу тогда никто мог предугадать.
В оппозиции к немцам
После кончины Петра Великого при его вдове императрице Екатерине I, а потом при внуке императоре Петре II и Головкины, и Ромодановские сохранили свое положение. А когда в 1730-м году воцарилась племянница Петра I императрица Анна Иоанновна, то графиня Екатерина Ивановна, как двоюродная сестра новой царицы, со своим мужем вошла в ближайшее окружение государыни.
На иллюстрации: Потрет графини Екатерины Головкиной работы французского художника Луи Токке, выполненный в 1757 году и находящийся ныне в Государственном Эрмитаже, часто приводят как изображение последней княжны Ромодановской. На самом деле это портрет графини Екатерины Александровны Головкиной, урожденной Шуваловой, жены племянника графа Михаила Гаврииловича Головкина.
Граф Михаил Головкин стал сенатором, потом был назначен вице-канцлером, возглавил Монетную канцелярию, а позже стал еще и кабинет-министром – по современным меркам чем-то вроде первого вице-премьера. При этом молодой Головкин был в оппозиции к находившимся в фаворе у царицы немцам (во главе с печально памятным герцогом Бироном), возглавляя «патриотическую» партию.
Однако борьба с Бироном в итоге окончилась очередным дворцовым переворотом. К власти пришла дочь Петра Великого императрица Елизавета Петровна. Несмотря на то, что ее отец и мать ценили и любили семейство Головкиных, новая царица инициировала суд над графом Михаилом Головкиным, а фактически – расправу над ним.
Стойкая женщина
Причиной опалы называли якобы перехваченное Елизаветой Петровной письмо племяннице императрицы Анне, в котором Головкин предлагал заточить дочь Петра в монастырь. Не исключено, что это была фальшивка.
Тем не менее, в декабре 1741 года Михаил Головкин был осужден и приговорен к смерти. Правда, потом императрица помиловала изменника: его лишили графского титула, всех чинов и состояния и отправили на вечную ссылку в Сибирь, причем в самый ее дальний уголок – в селение Ярмонгу на Колыме, что ныне город Среднеколымск.
При этом царица объявила графине Екатерине Ивановне, что не считает ее в чем-либо виновной, оставляет ей звание придворной статс-дамы и дает позволение жить, где пожелает. Но дочь к тому времени уже давно покойного князя-кесаря показала характер.
«Я любила своего мужа в счастье, люблю его и в несчастье и одной милости прошу, чтобы с ним быть неразлучно», – так ответила она на милость императрицы.
Разгневанная царица повелела отнять у Головкиной-Ромодановской всё – имения, деньги и даже вещи. Видимо, расчёт делался на то, что оставленная без шубы 40-летняя женщина в Сибирь ехать побоится и «сломается». Но Екатерина Ивановна оказалась человеком стойким.
Ссылка и заточение
В последний момент светский знакомый Головкиных граф Григорий Чернышев дал опальной графине овечий тулуп и 22 рубля деньгами – по тем временам довольно приличную сумму, что позволило Головкиным добраться до места ссылки живыми. Чернышев рисковал сам оказаться в ссылке, но императрица, узнав о его хлопотах, проявила великодушие, и доброе дело осталось для графа без неприятных последствий.
На иллюстрации: Граф Григорий Иванович Чернышев
Путешествие до Ярмонги заняло несколько месяцев. Там супругов Головкиных поместили в специально приготовленном доме, где находился вооруженный караул. Бывший граф Головкин провел в ссылке 13 лет. Ему дозволялось выходить на прогулки и по воскресеньям посещать церковь, но только в сопровождении конвоя. Когда-то несметно богатые счастливцы жили впроголодь: казна выдавала им лишь немного муки, да и то невысокого качества.
Гроб в доме
Племянник Михаила Головкина позже вспоминал о рассказах Екатерины Ивановны: «Г-жа Головкина мне потом часто рассказывала, как они сначала питались дикими кореньями и малоизвестными снадобьями, которые им доставляли шаманы, или жрецы кочующих в этих обширных и пустынных странах инородцев».
На иллюстрации: Ярмонга – вид рубежа XVIII-XIX столетий
Местные жители приносили ссыльным речную рыбу. Княжна Ромодановская и графиня Головкина (ее титулов не лишили) сама стряпала, ходила за водой, стирала, убиралась в скудном жилище. Так текли годы. Михаил Головкин тяжело болел, его жена самоотверженно ухаживала за ним. Спустя несколько лет в Ярмонгу чудом пробрались двое преданных слуг графской четы, доставив теплые вещи, посуду и небольшую сумму денег, чем очень поддержали изгнанников.
Все это время власти с иезуитским коварством подчеркивали, что Екатерину Ивановну никто на краю земли не держит, и она вольна уехать в Москву или даже в Санкт-Петербург в любое время! Однако измученная, но несогнувшаяся женщина отвергала все посулы.
В ноябре 1755 года Михаил Головкин скончался в 56-летнем возрасте. Его 55-летняя вдова, которой вновь предложили покинуть Колыму, заявила, что уедет оттуда только вместе с мужем – пусть с мёртвым.
Местные власти разрешения на вывоз тела дать не могли. Екатерина Ивановна с помощью местных жителей забальзамировала труп супруга, поместила гроб с его останками в устроенной при ее доме часовне, и стала ждать.
Милость императрицы
Только через год пришла бумага с разрешением от имени императрицы. В конце 1756 года Екатерина Ромодановская-Головкина отправилась с Колымы в Москву. Там она похоронила мужа в Георгиевском монастыре (между Тверской и Большой Дмитровкой), где находилась фамильная усыпальница князей Ромодановских.
На иллюстрации: Усыпальница князей Ромодановских в слободе Мстера
Другая усыпальница Ромодановских, еще более древняя, находилась в Мстёре, но, побывав там лишь проездом, последняя из этой ветви потомков великого владимирского князя Всеволода Большое Гнездо повезла умершего мужа в первопрестольную. Видимо, из принципа.
Она осталась жить в Москве, хотя после конфискации ее имений существовать могла лишь подачками дальних родственников. Детей у Головкиных не было. Хорошо еще, что власти вернули Екатерине Ивановне московский дом ее отца.
Москвичи оценили поведение последней княжны Ромодановской тем, что оказывали ей величайшее почтение и огромное уважение. Сменившая на престоле Елизавету мудрая императрица Екатерина II, узнав о положении Ромодановской-Головкиной, пожаловала ей пенсию в 4000 рублей в год (по тому времени огромная сумма) и 4000 душ крепостных крестьян в виде частичной компенсации за отобранные прежде богатства.
На фото: Георгиевский монастырь в Москве. Ныне не существует
И хотя прежнего состояния дочь князя-кесаря не вернула, такое внимание Екатерины II позволило ей остаток дней провести безбедно и широко заниматься благотворительностью.
Жертвенная любовь
«Она жила с величавой простотой древних бояр и принимала во всякое время всех, кто желал ее видеть; и все шли к ней, как на поклонение национальной святыне», – писал современник.
Княгиня Ромодановская, как ее звали москвичи (хотя она была лишь княжной), забывшие ее графский титул и видевшие в ней последнюю представительницу легендарного рода, прожила 91 год.
Ровесница XVIII века, она скончалась в 1791 году, почти 70 лет спустя после своей свадьбы, когда ни одного из присутствовавших там лиц давно не было в живых, и когда уже появились на свет многие из будущих декабристов. На ней закончилась многовековая история славного рода князей Ромодановских, самым тесным образом связанная с владимирской землей.
Екатерина Ивановна Ромодановская, образец высокой жертвенной любви, непоколебимой верности и несгибаемой стойкости, заслуживает благодарной памяти потомков. А мы, владимирцы, можем по праву гордиться, что мы с ней – земляки.
Источник - газета ПРИЗЫВ, август 2017, автор не указан
Сообщение отредактировал Варвара - Воскресенье, 04.02.2018, 11:57 |
| |
| |
| Варвара | Дата: Воскресенье, 04.02.2018, 11:58 | Сообщение # 8 |
|
Генерал-полковник
Группа: Проверенные
Сообщений: 889
Статус: Offline
| Близ Мстёры найден крест вязниковского ополченца 1812 года
Путешествуя по родному краю в пределах Ковровского и Вязниковского районов неподалеку от известного ныне монастырского скита Акиншино близ Мстеры в поле на месте уже несколько десятилетий не существующей деревни Медведево, Александр Цыбин наткнулся на лежащий в промоине небольшой темный предмет, похожий на крест.
Очистив его от приставшей земли, он понял, что это и есть старый крест, причем выполненный из тонкой позеленевшей от времени меди. В двух противоположных лучах креста имелись по два небольших круглых отверстия, очевидно, для того, чтобы можно было пришить данный знак к одежде или к головному убору.
На фото:Крест ополченца 1812 года, найденный на месте деревни Медведево Вязниковского района
Сотрудники Историко-краеведческого музея Ковровского района, которым Александр Цыбин подарил найденный раритет, определили, что это самодельный крест ополченца Отечественной войны 1812 года.
Летом «великого года России» во Владимирской губернии было сформировано шесть пеших казачьих полков Владимирского ополчения общей численностью около 15 тысяч человек, которое возглавил бывший командир лейб-гвардии Конного полка генерал-лейтенант князь Борис Андреевич Голицын, один из богатейших владимирских помещиков.
В Вязниковском уезде ратниками по большей части из числа местных крестьян комплектовался 1-й пеший казачий полк Владимирского ополчения четырехбатальонного состава, командиром которого стал суздальский и шуйский помещик генерал-майор Петр Кириллович Меркулов.
Он выслужился из гатчинцев цесаревича Павла Петровича и сделал карьеру в лейб-гвардии Измайловском полку в царствование Павла I. Позже занимал пост владимирского губернского предводителя дворянства и построил здание Владимирского дворянского собрания, до сих пор украшающее наш областной центр.
В состав 1-го казачьего полка вошли 2515 воинов – именно так в 1812 году официально именовали ополченцев.
В том числе 982 ратника из Вязниковского уезда, 1091 – из Гороховецкого уезда и 442 – из Шуйского уезда.
В полку также насчитывалось 34 офицера (в их числе бывший суздальский уездный предводитель дворянства полковник князь Егор Александрович Вяземский, занявший должность командира батальона), не считая генерала П. М. Меркулова. Сборным местом для формирования полка стал город Вязники.
На иллюстрации: Ратники Рязанского ополчения. И тут кресты какие-то «эксклюзивные»
Под началом генерала Меркулова 1-й владимирский полк нес караулы на границах губернии, охраняя ее от французских отрядов. Затем владимирские ополченцы участвовали в освобождении Москвы и в наведении порядка в сильно пострадавшей от пожаров первопрестольной.
Затем полк перевели в город Бобруйск – для несения караульной службы. В феврале 1813 года 1-й пеший казачий полк перешел в город Карачев Орловской губернии. Некоторое время эта часть дислоцировалась в Рославле, Одоеве и Белеве, а потом находилась в Бобруйской крепости до расформирования в 1814 году.
Известно, что домой во Владимирскую губернию вернулось менее половины ратников 1-го полка, остальные погибли от болезней и тягот службы при плохом снабжении, скудном питании и отсутствии хорошего обмундирования и экипировки.
Известно, что каждый офицер, урядник и рядовой ополчения 1812 года носил на фуражке или шапке медный или латунный ополченческий крест.
Такие кресты с вензелем императора Александра I и девизом «За Веру и Царя», например, изготавливал Санкт-Петербургский монетный двор. «Питерские» кресты считаются почти каноническими (существует расхожее ошибочное мнение, что они выглядели только так и никак иначе), однако такие знаки получили лишь полки Петербургского и Новгородского ополчений.
Во Владимирской губернии кресты ополченцев пытались изготавливать по образцу таковых для Московского ополчения, однако, очевидно, для этого не было достаточно времени и средств.
Да и не до крестов с тонкими деталями было руководству Владимирского ополчения. Его командир князь Б. А. Голицын в октябре 1812 г. писал владимирскому предводителю дворянства князю М. П. Волконскому о том, что многие воины не были при формировании ополчения снабжены своими помещиками необходимой одеждой и обувью.
А в феврале 1813 года выяснилось, что офицерам и ратникам Владимирского ополчения положенное жалованье не выдавалось уже несколько месяцев по причине отсутствия средств у специально созданного для снабжения ополченцев губернского комитета.
На иллюстрации: Благословение ополченца 1812 года. Художник Иван Лучанинов. 1812 год.
Историк и нумизмат Виталий Бартошевич в статье «К истории ополченских знаков Отечественной войны 1812 года» констатировал: «…Важным фактором, определявшим степень соответствия реальных знаков первоначально задуманным вариантам, был размер финансовых средств, которыми располагало каждое ополчение, поскольку изготовление знаков оплачивалось из сумм, собранных в виде пожертвований и взносов.
Всякого рода расходов у ополченских комитетов было не мало, в то время как помещики подчас отказывались делать даже те взносы, которое были определены решениями дворянских собраний. …Понятно, что, столкнувшись с недостатком средств, ополченские комитеты в некоторых губерниях вынуждены были, по-видимому, заказывать знаки попроще и подешевле, чем первоначально предполагалось. …
Наконец, возможности изготовления знаков зависели еще от квалификации мастеров-ремесленников и наличия или отсутствия в нужный момент необходимых материалов».
По-видимому, кресты для владимирских ополченцев изготавливали местные ремесленники-кустари, не исключено, что самодельные знаки для себя делали и сами ратники. Именно такой упрощенный сделанный на скорую руку крест и нашел Александр Цыбин.
Вероятно хозяин креста – ратник 1-го пешего казачьего полка из крестьян деревни Медведево прихода Свято-Казанской церкви села Акиншино (позже входившей в Мстерскую волость Вязниковского уезда) оказался в числе тех счастливцев, кто, избегнув многочисленных невзгод и опасностей, вернулся домой в 1814 году.
Позже скромный ополченческий крест, видимо, был затерян.
А в 1960-е годы не стало и деревни Медведево, попавшей в число «неперспективных» селений.
И вот в 205-летнюю годовщину Отечественной войны, найденный там ополченческий крест стал музейным экспонатом.
Кстати. Медведево была сравнительно небольшой деревней. Так, по данным 1895 года там насчитывалось всего 9 крестьянских дворов, в которых проживало 100 человек.
Десять лет спустя дворов там оставалось 8, а число жителей составляло 88.
Восемь дворов оставались в Медведево и в канун революционных потрясений 1917 года.
Вероятно, столетием раньше в 1812-м там имелось больше и дворов, и людей, но все равно с такого относительно невеликого селения ополченец был призван, скорее всего, только один. А так как списки ополченцев Отечественной войны по большей части сохранились в фондах Государственного архива Владимирской области, то вполне вероятно узнать имя и фамилию владельца найденного ополченческого креста.
Источник - газета ПРИЗЫВ, июнь 2017, автор не указан
|
| |
| |
| GFUV-7357 | Дата: Четверг, 15.02.2018, 20:39 | Сообщение # 9 |
 Генералиссимус
Группа: Модераторы
Сообщений: 3732
Статус: Offline
| Кустарные промыслы п. Мстёра в 1928 г.
Мстёрская вышивка
Если раньше, — всего лишь несколько лет назад, — эстеты и знатоки русской старины и русского женского рукоделия, следя за гигантскими шагами техники, которыми шла последняя к своим изумительным достижениям, с неподдельной тревогой задумывались о судьбе шедевров русского женского рукоделия, всех этих поразительно тонких вышивок, строчек, кружев, безжалостно вытесняемых с русского рынка машинным производством, то не меньше тревоги за судьбу женских изделий вызывает и сегодняшний день. И не машина уже страшна женскому рукоделию — с нею оно ужилось бы, — а страшна та безвкусица и безличность, с которыми оно ужилось и ужилось, по-видимому, прочно и надолго.
В данном случае мы говорим о Мстере и о Мстерских вышивках.
Мы не знаем ни одной области, в которой так или иначе не отобразилась бы революционная волна, мощно и властно всколыхнувшая устои царской России; мы не видим ни одного искусства, которым но был бы услышан призывный клич к революции, к исканиям новой формы и содержания и лишь только одна Мстерская вышивка не услышала этих призывов и не оказалась вовлеченной в революционный поток, — наоборот, она пришла к тем формам и содержанию, от которых мы отказались уже более 20-ти лет тому назад („модерн", «декаданс»).
В чем дело? Где искать причин этому? Прежде всего, необходимо обернуться назад, к первым годам революции, когда Мстерский вышивальный промысел целиком оказался во власти частника. Мастерицы — вышивальщицы - эти художники иглы, — будучи предоставлены самим себе, «без руля и без ветрил», не могли идти по иному пути, как только по пути наименьшего сопротивления, и, конечно, неизбежно должны были прийти к порогу местной «хозяйки» или „хозяина" — этим неумирающим, услужливым и неутомимым посредникам между трудом и сухаревским потребителем и полностью оказаться в их власти. И власть эта не была страшна для мастериц, ибо она была услужлива: она сулила и давала им хлеб, копейки, рубли, много рублей, тогда как никто другой им этих рублей не давал и даже не сулил.
Так было вначале революции, в период наиболее острой разрухи. Вышивка, как искусство, была не нужна.
Но потом, когда мало по малу жизнь начала налаживаться, когда Москва со своим сухаревским рынком стала более доступной для Мстерского частника и когда последние стали привозить во Мстеру более твердые рубли, — спрос на белье так возрос, что уже не мастерицы искали «хозяек-благодетельниц», которые выручили бы, купив вышитое ими белье, а все частники, как стая хищников, устремились к мастерицам, стараясь закрепить их за собой, с избытком снабжая их материалом, авансируя их. Власть частника росла и укреплялась.
Естественно, что эта «власть» не стремилась к каким либо идейным затеям, не могла и но хотела искать новых форм и содержания в Мстерских вышивках, и, работая под лозунгом „количеством поболее, ценою подешевле", загнала вышивальный промысел и кустарниц-вышивальщиц в тот тупик, в котором они и оказались в последнее время и имя этому тупику — безразличие, безвкусица, регресс...
Промысел застыл, законсервировался в своем содержании и четко двинулся назад в своей технике.
Рынок просил не вышивку, а белье, и опять Мстерская вышивка, как искусство, не находила себе места в природе.
Но так ли промысел законсервировался, как это могло казаться на первый взгляд? Нет. Отсутствие требований рынка к вышивке, как к таковой, и неизменно возрастающий спрос на белье привели к необходимости искать возможностей максимального количества выпуска бельевой продукции, а это неизбежно должно было привести к стремлению работу ускорять и упрощать, не задумываясь над техникой и содержанием вышивки. И, действительно, отличительным признаком вышивок этого периода были: некоторая малодельность их, определенно упавшая техника и полное отсутствие белья декоративного (столового и постельного): так, Мстерский вышивальный промысел платил дань требованию момента и рынка.
Сравнивая Мстерские вышивки этого периода с другими, хотя бы с соседними Холуйскими, приходится признать, что первые неизменно и еще более безграмотно повторяют надоевшие всем «сердечки», „цветочки", „лапочки", варьируя их со всей безвкусицей обывательщины и ничуть не отражая в себе модных поветрий предыдущего периода — ни увлечения заграницы русским народным творчеством, ни преклонения перед русской стариной, ни, наконец стремления к простоте и конструктивности рисунка, тогда как в вышивках Холуя заметно отпечатался период увлечения русским стилем, в Лендеховских — стремление к конструктивности и простоте и даже молодая Палеховская вышивка с достаточной убедительностью выявила себя со стороны четкости и ювелирности техники — стиля она еще не успела показать.
Объяснения этой разницы в содержании вышивок кроются, прежде всего, в географическом положении названных районов, обусловившем и их экономическую конъюнктуру.
Мстера всегда была первой в области коммерческих возможностей, размаха и масштаба операций с Москвой вообще и в частности с Сухаревским рынком, сравнительно со своими соседями — Холуем, Верхним и Нижним Ландехами и, конечно, она неизбежно должна была оказаться и наиболее пораженной властью безвкусицы, безличия и обывательщины. Когда Холуй, изнывая от безработицы почти целиком, в лице своего женского кустарнического населения ушел на фабрики и другие работы, временно забросив свои родные вышивки и строчки, Метера, хотя и с трудом, с неудобствами, но кормилась еще Москвой и, постепенно прогрессируя в этом, быстро и заметно укрепляла свое материальное благополучие, не вызывая тревоги за существование вышивального промысла со стороны соответствующих органов.
Когда же совсем прекратилось поступление Холуйской вышивальной продукции эти органы (ГСНХ и др.) вынуждены были обратить внимание на промысел в целом, ибо его существование было под явной угрозой полного вымирания, и это заставило принять ряд мер, которые могли бы сохранить промысел и которые, действительно, в свое время вернули к нему прежних работниц-кустарок.
Наряду с мерами чисто экономического свойства были, конечно, приняты меры и идеалогического порядка, что, вместе с существованием в Холуе учебной мастерской, и сохранило промысел от разложения и того тупика, в котором оказалась Мстерская вышивка.
Таким образом, основными факторами, обусловившими то положение Мстерской вышивки, в котором она оказалась в последнее время, являются:
1) выгодность географического положения Мстеры, позволяющее вести непосредственные, широко развитые операции с Москвой и
2) полное отсутствие на протяжении десятков лет идейного руководства извне.
Изменилось ли положение с Мстерской вышивкой на сегодняшний день и есть ли основание бить тревогу под угрозой гибели одного из ценных во Владимирской губернии кустарных промыслов?
Если мы имеем возможность с полной уверенностью сказать, что промыслу, как таковому, не грозит ни малейшей опасности, что он, будучи кооперированным, оказался в руках хорошего хозяина, развивающего его мощь в количественном и качественном отношении, если мы можем быть уверены в полном миновании опасности со стороны частника, представляя такового только уже в качестве анахронизма, пережитка Мстерской были, а не как реальную силу, с которой необходимо было бы вести борьбу, то тем не менее мы не можем похвалиться какими либо достижениями в области содержания Мстерской вышивки — она по-прежнему в тупике и в том уже тупике, который нельзя оправдать отсутствием руководства со стороны и другими объективными причинами.
Мы видим, что Метерской вышивкой в настоящий момент — а это давно пора было бы уже сделать — заинтересовались и заинтересовались, кажется, серьезно. Мощно кооперированный промысел не знает или почти не знает в настоящее время перебоев в материале и работе. Новые сотни девушек дали промыслу свои руки и увеличили количество вышивальной продукции до колоссальных размеров. Проблема сбыта и рынка вышивальной продукции не тревожит уже умы работников промысловой кооперации, ибо спрос давно уже превысил предложение.
Заработок вышивальщиц значительно повысился в общее материальное благополучие артели вышивок укрепилось настолько, что она имеет возможность широко развернуть культурно-просветительную работу среди кустарок, озаботиться их политическим и художественным воспитанием и дать им ряд льгот чисто материального порядка — страхование жизни, отправка в дома отдыха, отпуска и пр. и пр., — все это то, о чем раньше нельзя было мечтать Мстерской труженице-вышивальщице.
Но что дали эти материальные блага дли самой вышивки, вывели ли они ее из тупика, в котором она находилась столько времени и дали ли ей новое содержание и оформление.
На эти вопросы мы должны ответить со всей осторожностью и сказать, что сравнительно с мощью и масштабом материально окрепшего вышивального промысла признаки намечающегося сдвига в качестве продукции и, главным образом, в художественной значимости ее слишком незаметны, бледны и неустойчивы. Если бы мы, анализируя вышивку сегодняшнего дня, имели возможность совершенно игнорировать рисунок в вышивке, если бы мы сумели позабыть, что вышивка — искусство и что Мстерская артель производит художественную вышивку, то мы, не задумываясь, признали бы, что в последнее время техника вышивальной продукции поднялась.
Но про рисунок вышивок, — а, ведь, он в ней основное, существенное, — мы можем сказать лишь то, что кто-то обратил на него внимание и кто-то пытается сдвинуть его с места и вытащить из тупика, в котором он благополучно покоился десятки лет. Попытки эти налицо, они заметны: рисунок упрощен и в основном уже не имеет того специфического характера, который так заметно выделял Мстерскую вышивку в прошлом.
Но что же произошло с рисунком и во что вылились попытки к его омоложению.
А произошло вот что. Мстерский рисунок, еще недавно, можно сказать, вчера, удовлетворявший вкус самого разнородного потребителя — кого своей непосредственностью, наивностью, кого родственностью содержания и понятностью оформления — этот рисунок сейчас признан устаревшими заменен... рисунками забытой бесславной упадочнической эпохи „модерна" и „декаданса", — рисунками, от которых общественность СССР давно уже отвернулась, а мы, художники, отказались от которых уже 20-25 лет тому назад.
Неужели же для того, чтобы сделать хотя первый шаг вперед, надо было для разбега, — а без него, видимо, нельзя идти вперед — уйти на 25 лет назад?
Неужели советская современность так бедна содержанием, что не нашлось ничего лучшего, как повторить уже давно изжитые, похороненные больные мотивы упадочных „модерна" и „декаданса".
Неужели у тех, кто обратил внимание на рисунок Мстерской вышивки, так бедны были возможности действительного омоложения рисунка, что пришлось опять повторять убогие „сердечки", „розочки" виньетки — все эти атрибуты мещанства, безвкусицы и обывательщины.
Нам не хочется думать, чтобы это было так и причину этого несомненного упадочничества в „новых" рисунках, преподносимых ныне Мстере Москвой, мы хотели бы видеть в другом — в рынке.
Несомненно, что рынок когда то диктовал «стиль», и моду и вкус и, не желая нарушать святости традиций, кто-то нащупывает ту точку в настроении рынка, которая бы определила в дальнейшем тип и стиль рисунка вышивки и облегчила бы путь к стандартизации продукции. Но в этом случае мы со всей категоричностью должны заявить, что этот взгляд не выдерживает критики ни по существу, ни со стороны ситуации рынка.
Повторяем, что рынок требует сейчас не вышивки, а белья и непростительно было бы не использовать этого момента и не приучить рынок к продукции с повышенной художественной значимостью и грамотностью оформления.
Второе — советским руководящим органам с мощным оборотным капиталом, с широкими коммерческими возможностями необходимо твердо определить установку того или иного производства, а не тащиться в хвосте обывательской идеологии, ища указания на вкус от рынка, имя которому — безвкусица.
И, кроме того, нам кажется недопустимым, чтобы теми советскими и кооперативными организациями, коим приходится иметь дело в той или иной степени с продукцией художественного порядка, не были услышаны призывы советского молодняка, объявившего беспощадную войну обывательщине, пошлости, извращенному мещанскому вкусу, царящим в изделиях рынка, в домашнем обиходе — всем этим „модернам", «сердечкам», всему, с чем связано представление о разложившейся дореволюционной России.
Мимо этих призывов пройти нельзя, ибо они — голос здорового духа, здорового советского тела и их требования законны, как требования изголодавшегося организма по свежему, новому, здоровому и красивому.
Нельзя также безразлично отнестись и к тем призывам к новому быту и искусству, которые часто находят себе место в статьях большой прессы (Известия). Мы думаем, что наступил уже продиктованный жизнью момент, когда надо покрепче призадуматься многим советским организациям над тем, что делать, что выпускать и на вкусы какого класса граждан СССР делать установку в той или иной продукции.
Мы же в заключение хотели бы указать, что СССР так богат еще неиспользованными источниками самого различного содержания, что нет ни малейшей надобности прибегать к изжитым „богатствам“ отжившей идеологии и что идти назад тогда, когда все живое в СССР ищет выхода к новому, светлому, здоровому, когда, кажется, все поступательные силы страны захвачены одним общим мощным призывом — в перед, — недопустимо.
http://lubovbezusl.ru/publ/istorija/vjazniki/i/61-1-0-2881
Сообщение отредактировал GFUV-7357 - Четверг, 15.02.2018, 20:40 |
| |
| |
| GFUV-7357 | Дата: Четверг, 15.02.2018, 20:44 | Сообщение # 10 |
|
Генералиссимус
Группа: Модераторы
Сообщений: 3732
Статус: Offline
| Кустарные промыслы п. Мстёра в их прошлом и настоящем
Кустарные промыслы в п. Мстера являлись и являются основным занятием и почти единственным источником существования местных жителей. Главной причиной развития кустарных промыслов во Мстере послужило отсутствие связи у местного населения с землею. При освобождении от крепостной зависимости население Мстеры получило весьма небольшой земельный надел (по более удобной и неудобной земли на душу).
Мстеряки развили целый ряд кустарных промыслов, передавая их из поколения в поколение, совершенствуя их по мере развития техники и вырабатывая особые приемы и навыки в производство и способах сбыта изделий.
Занятие кустарными промыслами в условиях капиталистическое России наложило особый отпечаток на жизнь и характер Мстеряка, тот отпечаток, который в условиях современности особенно бросается в глаза; этот отпечаток выражается в мещанском укладе жизни, в глубоко укоренившихся предрассудках и суевериях, в весьма трудном восприятии условий и форм новой жизни и подчас непримиримом отношении к ней. При первом поверхностном знакомство Мстера в данное время может показаться нетронутым уголком, уголком, который не был захвачен вихром Октябрьской революции, но при более основательном знакомстве с современной Мстерой и тем более при сравнении Мстеры дореволюционного времени со Мстерой на двенадцатом году Октябрьской революции, становится ясным, что то старое, что бросается в глаза и сейчас, есть не больше как налет на новом, молодом — налет, который, быть может, и требует еще основательной чистки, но во всяком случае не имеет силы заковать то новое и молодое; что принес с собою Октябрь.
Под углом такого сравнения авторами и составлен настоящий очерк, при чем один из них, как Мстерский сторожил, поделился сведениями о характерных особенностях кустарных промыслов старой Мстеры, а другой, как производивший обследование кустарных промыслов современной Мстеры, постарался отметить, как отразилась на этих промыслах Октябрьская революция.
Исконным и основным промыслом, охватывавшим большую часть населения Мстеры, был промысел иконописный. Наряду с Холуем и Палехом, Мстера являлась поставщиком икон на всю Европейскую Россию и Сибирь. Иконописный промысел, имевший во времена царской России, благоприятные условия для своего развития, не только вызнал к жизни и поддерживал во Мстере ряд других подсобных промыслов, но и втянул в процесс массового производства и сбыта икон население окружающих волостей с радиусом до 100 километров.
На первых ступенях своего развития этот промысел был несомненно чисто иконописным; по мере же увеличения спроса на иконы, иконопись вытесняется производством фольгоуборным и металлоштамповочным; чистая иконопись отступает на задний план и, как следствие массового производства, иконописный промысел видоизменяется в промысел иконный.
На первых ступенях своего развития иконописный промысел выражался в производстве иконы от руки, при чем каждая икона исполнялась одним мастером. По мере развития производства и увеличения спроса пошел в силу принцип разделения труда; в целях массового производства икон в работе отдельной иконы принимали участие несколько мастеров, при чем у каждого имелась своя узкая специальность: заготовщик и уборщик выполнял фон и украшения на иконе, личник писал лица, платьевщик — платье. Такая узкая специализация, несомненно, увеличивала продуктивность, но в то же время обезличивала мастера, славила его в зависимость от наличия сотрудников и способствовала тому, что такой обезличенный мастер легко становился объектом эксплуатации.
Возрастающий спрос на иконы, как мы отмечали, вызвал к жизни новый вид промысла — фольго-уборочный, где на долю иконописца выпадала небольшая роль исполнения картинки под ризу. На прикрепленную к доске картинку накладывалась фольговая риза, икона в таком виде вкладывалась и киоту и украшалась бумажными цветами: картинка же, поскольку она была покрыта ризой, сводилась к изображению одного лика; отпала необходимость в работе платьевщика. В дальнейшем погоня за массовостью и дешевизной производства повели к тому, что картинку стали изготовлять литографским путем и, таким образом, при производстве фольговой иконы совершенно отпала надобность в иконописце, и на сцену выступил новый вид труда чеканщика и уборщика.
Стремление механизировать производство не ограничилось литографской картинкой, но повело и к массовому производству ризы путем изготовления ее посредством пресса или штампа. Использование в иконном промысле технических возможностей повело к тому, что производство икон, достигшее в годы перед войною своего апогея, исчислялось не одним миллионом икон в год. Таков был ход развития и видоизменений иконного промысла.
Естественно, что при таких размерах производства икон, как было указано выше, нарождались и росли подсобные для иконного промыслы — столярный дли производства киот, позолотный, сусальный. Немалое количество людей были заняты производством цветов, окраской киот, вставкой стекла в них и т. п.
Косвенным путем, не в процессе производства, а в процессе сбыта иконный промысел вызывал к жизни и поддерживал такой, например, промысел, как тележно-кузнечный. В связи с тем, что иконы распространялись, главным образом, через офеней, посредством конного транспорта, требовалось не мало транспортных средств в виде дорог или телег, а так как эти транспортные средства продавались офенями по миновании надобности в местах продажи икон, то тележно-кузнечный промысел играл немалую роль в жизни Мстеры: до 500 телег ежегодно собирались и оковывались мастерами Мстеры из привозных из с. Горячева станов, колес и телег.
По размерам, которых достиг иконный промысел, его не могло уже обслужить население одной Мстеры и в этот промысел либо в процессе производства, либо в процессе сбыта было втянуто население уезда. Пестяковская волость (в 100 км.), Нижне-Ландеховская (в 70 км.) и Мугреевская в (50 км.) были заняты, главным образом, подвозом сырья (тесу) и готовых изделий в виде киот и упаковочных корзин. Сильное же население уезда было втянуто в процессе сбыта икон. Для доставки икон к местам их сбыта использовались все виды транспорта и железнодорожный и водный (баржами по реке Клязьме) и конный, при чем последний имел самое широкое употребление. Население Татаровской, Рыловской, Сараевской, Станковской, Смолинской и Б.-Григоровской волостей специально развозили иконы на места их сбыта. Этот промысел под именем офенского может служить предметом особого очерка, по тем характерным и своеобразным чертам, которые ему были присущи.
Империалистическая война, вырвавшая из условий мирного труда массу рабочей силы, произвела поворот всей промышленности на изготовление средств для ведения воины к вызвала нехватку многих материалов, необходимых для иконного промысла. Война-же вызвала пониженный спрос на иконы, в связи с превращением многих мест сбыта в места театра войны. Это было первым ударом для иконного промысла. Но если можно было надеяться, что этот удар лишь временно отразится на промысле, то революция была вторым ударом, после которого стало ясно, что надежд на возрождение иконного промысла в новых условиях жизни нет и не может быть. Все потуги так или иначе возродить этот промысел не имеют данных в условиях современности и если замечается некоторое оживление этого промысла в последние годы, то это ничто иное, как предсмертная агония.
В этом отношении небезынтересные данные дало обследование иконного промысла в и. Мстера, производившееся в порядке всесоюзного обследования мелкой кустарной промышленности в 1927 году.
Нужно оговориться, что по тем затруднениям, которые это обследование встретило на своем пути, оно для целей статистики едва ли дало большие материалы: новизна этой работы, предубежденность населения против всякого рода анкет, связанное с подозрением об их фиксальном назначении, а главным образом, щекотливый с современной точки зрения характер самого промысла — были теми затруднениями, которые встретило на своем пути это обследование, но все же это обследование позволило сделать некоторые выводы о состоянии промысла в настоящее время.
Прежде всего на основании обследования можно с уверенностью сказать, что иконописный промысел в его чистом виде можно считать конченным. Икона, написанная от руки, почти совершенно не имеет спроса: нет и намека на массовое производство и сбыт такой иконы. Все чистые иконописцы, которые попали и фокус обследования, оказались либо совершенно отказавшимися от своего промысла, либо влачащими жалкое существование случайными заказами. С ограничением прав частной торговли исчезли посредники по сбыту икон — странствующие офени, которые и сбывали эти иконы, и собирали заказы на них, а также собирали для реставрации иконы, требующие ремонта. Словом, данных для возрождения иконного промысла нет.
Вынужденные так или иначе приспособиться к условиям современной жизни иконописцы пробуют применить свое ремесло в иной области — писание ковров на мешковине, росписи игрушек, дорожек на клеенке, но это доступно только части иконописцев с сравнительно высокой квалификацией, той части мастеров, которые не были обезличены узкой специализацией.
В более благоприятных пока условиях находится иконный промысел в виде производства фольговых икон. Сравнительная дешевизна фольговых икон, спрос на них (в особенности со стороны Украины и Сибири), наличие в Мстере материалов для их изготовления — фольга, вырабатываемая артелью прокатчиков, большое предложение по части киот и тесу и наличие картинки старых запасов и даже новой (из типографии Украины), наконец возможность обходиться без посредников офеней, все это повело к тому, что иконный промысел в виде фольговых икон снова, как будто, начал возрождаться и достиг, по некоторым указаниям, до 10-15 % довоенных норм. Однако, можно с уверенностью сказать, что эта вспышка временная.
Какие же следы своего существования оставят во Мстере иконный промысел? Следы эти несомненно останутся в виде возникновении и расширения новых производств, в них будут использованы те навыки, которые остались у населения от иконного промысла и которые могут быть использованы в новом, отвечающем современности, применении.
Обследованию 1927 г. подверглись, кроме иконного, еще два промысла, которые имеют место во Мстере - сапожный и гладешвейный. Если иконный промысел приходилось обследовать в стадии упадка, а описывать его развитие в прошлом и подходить к нему как к явлению прошлого, не имеющему уж почти реального значения для современной Мстеры, то к названным двум промыслам приходится подходить с совершенно другой точки зрения.
Как сапожный, так и гладешвейный промыслы имели место в старой Мстере, но по сравнению с иконным промыслом они были незначительны.
Крупных сапожных мастерских, с количеством рабочих от 10 до 20, имелось 3, от 1 до 5 также три, сапожников одиночек 75 — 100 человек. Несомненно, что сапожный промысел был вызван к жизни местным спросом на сапоги. При наличии в Мстере свыше 4000 населения, занятого промыслом, и, следовательно, имеющего покупательную способность, требовалось немало мастеров-сапожников, чтобы обслужить это население обувью. Однако, сапожники Мстеры не только удовлетворяли спрос Мстеры, но обувь вывозилась за пределы Мстеры теми же офенями.
Обследование 27 года установило, что в современной Мстере сапожный промысел принял новые, соответствующие моменту, формы: частных мастерских с эксплуатацией чужого труда нет, все почти сапожники-одиночки охвачены артелью, при чем все артели работают либо мастера с слабой квалификацией, либо лица, которые не осознали пользы и значения кооперирования в области производства и пробуют еще базарить в одиночку. Артель стоит на прочных ногах, имеет все данные для своего дальнейшего развития и является хозяином сапожного промысла в Мстере.
В момент обследования 1927 года можно было установить, что около 2000 женщин в Мстере и окрестных селениях занимаются гладешвейным промыслом, существовавшим в старой Мстере с давних времен. Этот промысел так же, как и сапожный, принял соответствующие современности формы в виде артели гладешвеек. Если в 27 г. артель не охватывала еще всех гладешвеек и если в 24 году этот промысел был захвачен в значительной степени частной инициативой, то в настоящий момент артель вполне является хозяином промысла, роль частника снизилась, а артель продолжает свое развитие, захватив в своем развитии не только гладешвеек, но и швейников (секция портных).
Не трудно даже после беглого знакомства с ролью, которую играли в жизни населения Мстеры кустарные промыслы вообще и иконный промысел в частности — прийти к выводу, что падение иконного промысла сильно отразилось не только на населении Мстеры, но и на окружающем ее населении, поскольку последнее было втянуто в этот промысел; но если окружающее Мстеру население, как связанное с сельским хозяйством, легче приспособилось к жизни и свою энергию направило по руслу развития сельского хозяйства, главным образом, в области развития продуктивного скотоводства, то сама Мстера все еще болезненно переживает новые условия жизни и ищет своего места в ней. С такой точки зрения приходится подходить к современной Мстере и путем изучения и ознакомления с производственными силами края помочь Мстере выбраться на прямую дорогу и стать участницей нового строительства.
Сообщение отредактировал GFUV-7357 - Четверг, 15.02.2018, 20:45 |
| |
| |
|
