|
|
|
Семья
| |
| GFUV-7357 | Дата: Пятница, 19.05.2017, 09:22 | Сообщение # 61 |
 Генералиссимус
Группа: Модераторы
Сообщений: 3732
Статус: Offline
| В среду, 17 мая, в Вязниковском городском центре культуры и отдыха «Спутник» взял старт региональный Марафон семейных традиций. Он приурочен к 10-летию празднования Дня семьи, любви и верности, проводимом в Муроме. До 8 июля Марафон обойдет все города и районы области.
Вязники.ру
Сообщение отредактировал GFUV-7357 - Пятница, 19.05.2017, 09:24 |
| |
| |
| GFUV-7357 | Дата: Понедельник, 09.07.2018, 18:31 | Сообщение # 62 |
|
Генералиссимус
Группа: Модераторы
Сообщений: 3732
Статус: Offline
|
|
| |
| |
| GFUV-7357 | Дата: Суббота, 11.08.2018, 05:54 | Сообщение # 63 |
|
Генералиссимус
Группа: Модераторы
Сообщений: 3732
Статус: Offline
| Нянченье внуков становится профессией
Бабушка по тарифу
|
| |
| |
| GFUV-7357 | Дата: Понедельник, 12.10.2020, 10:55 | Сообщение # 64 |
|
Генералиссимус
Группа: Модераторы
Сообщений: 3732
Статус: Offline
| Домострой в Вязниковском крае прошлых веков.
Наверное, одна из самых знаменитых книг на Руси — «Домострой», написанная еще при Иване Грозном, хотя мало кто её читал. Название данного трактата давно стало символом старозаветных устоев, в том числе в семейной жизни. Учитывая, что с семейными ценностями в XXI веке далеко не все в порядке, история данного вопроса не только любопытна, но и поучительна.
В старину население нашего края в абсолютном большинстве было крестьянским. Первая всероссийская перепись населения 1897 года зафиксировала, что при общей численности жителей Владимирской губернии в 1 млн 515 тысяч 691 человек, городское население составляло лишь 131 тысячу 559 человек — менее 8,7 %. Более 91,3 % населения проживало в сельской местности. За вычетом немногочисленных помещиков и относительно небольшого числа духовенства, это были крестьяне. Они как раз и придерживались патриархальных воззрений, во многом близких к средневековому «Домострою».
«Согласная жизнь супругов возможна только при безусловном подчинении жены мужу», — так в 1890-е годы говорили местные крестьяне заезжим московским этнографам из этнографического бюро князя Вячеслава Тенишева. «Муж есть кормчий, а жена — судно».
Девушка, сделавшись женою, не смела выйти из дома без позволения мужа. Даже, если она собиралась на службу в церковь, ей полагалось спрашивать разрешения у своего благоверного.
В брак владимирские селяне в ту пору вступали в раннем возрасте: парни – 17,5 — 20 лет, девицы — в 16-18 лет. Сестер выдавали замуж строго по старшинству, и прежде старших младшие не могли и мечтать о замужестве.
Гуляния молодежи были широко распространены, но происходило все часто в грубой форме. Так, поощрительное замечание ухажера «Ай, да девка!» могло сопровождаться чувствительным ударом кулака по спине девушки. Это считалось ухаживанием.
Почти всегда невесту выбирали родители жениха, договаривавшиеся о свадьбе и приданом с родителями невесты. Мнение и предпочтение самих молодых учитывались крайне редко. Среди крестьян, в том числе и Вязниковского уезда, бытовала присказка от имени жениха по поводу венчания: «Я и того, да воля батюшки мово».
Хотя широко известные строки поэта Николая Некрасова, часто бывавшего в Вязниках и Мстере, о женщинах в русских селеньях писались почти с натуры, отношение к прекрасному полу в русских деревнях XVIII-XIX столетий было далеко не рыцарским. Обязательными считались ревность в отношении жены и постоянная демонстрация власти над ней. Битье благоверной почиталось нормой и даже вменялось мужу «в нравственную обязанность». Известно, что жен, особенно в первые годы супружества, мужья секли, словно маленьких детей – за действительные или мнимые провинности. Общественное мнение целиком было на стороне супруга-«воспитателя». А про того, кто жену не бил, говорили что он «дом свой не строит и о своей душе не радеет, и сам погублен будет и в сем веке, и в будущем, и дом свой погубит».
В зажиточных домах мужья держали на стене специальную плеть, именовавшуюся «дураком». Она предназначалась исключительно для наказания жены. За любую вину глава семьи сначала таскал жену за волосы, потом раздевал ее и бил «дураком» до крови. Это называлось «учить бабу».
И такое «учение» долгое время воспринималось женщинами, как должное. Рассказывали, что однажды заезжий итальянец в начале XVIII века женился на русской. И та вскоре стала предъявлять мужу претензии: если он ее любит, то почему не бьет?
Столь суровое обращение с женщиной являлось следствием жестокого воспитания, проводимого в соответствии с поговоркой «Кто жалеет розгу, тот губит ребенка». Даже ритуал крестьянской свадьбы в этом смысле весьма показателен: передавая дочь на руки мужу, отец символически стегал ее плетью, передавал плеть мужу из рук в руки вместе с отцовскими правами на дочь, так что муж становился вторым отцом.
«Власть мужа в брачной жизни безгранична, от жены при этом требуется полное повиновение, — подчеркивали в 1890-е годы вязниковские крестьяне. — Муж позволяет себе делать с женой все, что угодно. Часто случаются побои… Положение женщины становится все более независимым, но мужья и до сих пор бьют жен под пьяную руку. Невмешательство в это является нормой».
О битье жен под пьяную руку имеются многочисленные свидетельства конца позапрошлого столетия крестьян из различных уездов Владимирской губернии: «Задать в пьяном виде страху жене — обычное дело. Каждый мужик, не дравшись с женой, не проживет». Отмечалось, что «чаще всего побои женам наносятся безвинно, чтоб «не зазнались».
Быт той поры отражают старые пословицы: «Кто кого любит, тот того лупит, коли муж не бьет, значит, не любит», «Не верь коню в поле, а жене на воле».
Любопытно, что идеал женской красоты на Руси в средние века, а в деревнях — вплоть до начала XX века, был совсем иным, нежели сейчас. Для крестьян красота женщины, главным образом, состояла из толщины и дородности. Стройная и худощавая крестьянка не считалась красивой. «Красота в девице не главное, — объясняли мужики. – Главное — это рост, дородство, толщина девки, потому, чтобы казаться выше и толще, набивают соломы в сапоги, надевают побольше одежды».
Еще признаками девичьей красоты считались длинные уши, небольшие глаза и короткий нос «пуговкой».
А вот комплимент девушек из Суздальского уезда жениху своей подруги: «Какой у тея, Дуняха, жених-то, ровно бык здоровый, большой, краснорожий!» И это похвала, а не ирония! А главным достоинством мужа была его трезвость. Не в смысле, чтобы он не пил спиртного вообще, а выпивал вместе со всеми и в меру.
В случае смерти жены, вдовцу дозволялось вступать в новый брак уже через две недели после печального события. Правда, более трех браков крестьянская (и церковная) традиция не одобряла.
Так вот и жили, всего столетие назад. Впрочем, при всех нелицеприятных особенностях «Домостроя», были в нем и положительные черты: требование безоговорочного уважения к старшим, традиция иметь много детей, воспитание чувства ответственности и трудолюбия.
Николай ФРОЛОВ.
Источник: Газета «Районка, 21 век» № 41(508) от 09.10.2020 г.
|
| |
| |
| GFUV-7357 | Дата: Среда, 30.12.2020, 10:11 | Сообщение # 65 |
|
Генералиссимус
Группа: Модераторы
Сообщений: 3732
Статус: Offline
| Существует устойчивый стереотип о том, что в старину на Руси народ был гораздо более целомудренным, а девушки непременно хранили девственность до заключения брака. Однако на самом деле такое представление не более чем миф. Архивные документы о жизни крестьян Владимирской губернии, в том числе и Вязниковского уезда, свидетельствуют, что добрачные связи девиц существовали даже в весьма патриархальном по нынешнем временам XIX столетии, не говоря уже о начале XX века. Причем известны высказывания местных жителей той поры, согласно которым число «честных девушек» в тогдашних владимирских селах и деревнях составляло лишь около 20 %, а то и еще меньше! А отношение крестьян Владимирского края к забеременевшим незамужним особам было более чем снисходительным. Что же касается соблазнителей, то их даже за глаза никто не обвинял…
По свидетельству священника Федора Васильевича Казанского, до назначения на приход с 1886 по 1891 гг. служившего надзирателем духовного училища, потеря девственности крестьянскими девушками не считалась каким-то преступлением, об этом крестьяне отзывались «преравнодушно». По оценке батюшки, в известных ему деревнях «честных девушек из десяти одна или две». «Честными» тогда как раз и называли тех, кто хранил девственность до брака. При этом к беременной незамужней девице посторонние относились не только снисходительно, но даже с некоторым уважением, так как девушка, «принявшая грех, приняла и стыд» и не погубила невинную душу младенца. Правда, родные, порой, такую девицу могли и побить «за позор роду и дому». А вот парней в вольном обращении с девушками никто и не думал порицать. «Такие нравы!» — с упреком восклицал почтенный сельский батюшка. Впрочем, все вышесказанное относилось лишь к последствиям любви по взаимному согласию. Насильников крестьянское общество единодушно осуждало и преследовало, как по закону, так и самосудом.
Наблюдения иерея Казанского, очевидно, не были уникальными. Так, нашем крае девственности новобрачной крестьяне не придавали особого значения. Подобным образом, к примеру, обстояло дело в деревне Перово. Жених, обнаруживший, что молодая не девственна, мог упрекать ее лишь в том случае, если имел возможность указать на конкретного обольстителя. А на нет — и суда нет! Правда, втихаря новобрачный мог поколотить обманувшую его девушку, но развод в таком случае все равно категорически не допускался.
Не считалась весомым поводом для развода и неспособность мужа к супружеской жизни (понятие «импотенция» тогда еще не было в ходу). Крестьяне были убеждены, что причиной мужского бессилия является наведенная колдуном или колдуньей порча, которую просто надо снять, и тогда все обязательно придет в норму! При этом в качестве верного лекарства от импотенции признавалось… богословское сочинение «Сон Богородицы», которую следовало даже не столько читать, сколько просто хранить в доме молодоженов в течение 40 дней после венчания. Говорят, помогало!
В старину существовал целый обряд проверки девственности новобрачной утром после первой брачной ночи. О нем подробно рассказал член Русского географического общества из Владимирской губернии Петр Ильич Гундобин. «Честную» невесту в окровавленной рубашке выводили к гостям, делая упор на видимые признаки лишения девственности. Затем жених земно кланялся тестю и теще и при всех благодарил их за «хорошую державу» дочери. При этом гости непременно должны были начать бить посуду, но, очевидно, не всю, так как затем начинался пир горой, и без тарелок и стаканов было не обойтись.
Если же невеста не была «честной», то ее родителям негодующие родственники мужа подносили треснутый стакан с вином или худой горшок, а в особо тяжком случае на тестя и тещу жених с сородичами даже мог надеть лошадиный хомут. После такого афронта свадебный пир, который обычно продолжался несколько дней, сразу же прекращался и все разъезжались. Однако и тут брак не расторгался. Правда, какие после этого могли быть совет да любовь, можно только догадываться. Существовал вариант предотвращения скандала: муж мог взять вину на себя и публично объявить: мол, это он не утерпел до свадьбы! Тогда пир возобновлялся, а инцидент считался исчерпанным.
Порой в деревнях имели место случаи сожительства жены сына с его отцом. Так как невестка именовалась снохой, то такие порочные связи называли «снохачеством», а развратный свекор презрительно назывался «снохач». Существовало устойчивое поверье, что если при подъеме нового колокола на колокольню среди народа присутствует снохач, то ничего из такой затеи не получится. Колокол или сорвется, или вообще его не удастся оторвать от земли. Вязниковскими крестьянами кровосмесительство почиталось куда большим грехом, нежели сожительство с чужим человеком на стороне. Однако в целом к снохачу относились скорее насмешливо, нежели негодующе.
Даже в позапрошлом столетии во Владимирской губернии уже существовали и женщины вольного поведения. Например, в селах близ Московско-Нижегородского шоссе зафиксированы факты проституции еще в 1890-е годы. «Жрицами любви» там, как правило, выступали солдатки — жены служивых (а царская служба тогда была долгая, с 1874 года в сухопутных войсках призывники служили по 6 лет, а во флоте — по 7), а клиентами — проезжие приказчики. При этом в народе про таких дам говорили, что они «затылком наволочки стирают». Проституцией подчас занимались и молодые крестьянские вдовы, причем такие случаи в основном имели место там, где возникали фабричные поселки. Тот же священник Федор Казанский подчеркивал, что «молодые вдовы все предаются разврату, пока не наступит второе замужество». При этом пожилые селяне такой образ жизни порицали, говоря, что «раньше греха было меньше, а стыда больше».
Нередко в селах и деревнях встречались семьи с «беспорядочной жизнью» супругов, изменяющих друг другу. В том же Вязниковском уезде духовенство отмечало, что на прелюбодеяние местные крестьяне «смотрят различно, иногда равнодушно, иногда с презрением». Как правило, уличивший жену в неверности муж в кровь избивал свою благоверную. При этом крестьянский «мир» всегда становился на сторону обманутого супруга. В Шуйском уезде Владимирской губернии известен случай, когда пытавшийся «учить» гулящую жену муж, в конце концов, смирился, заключив, что «из нее дурь не выбить». В свой черед крестьянки, чьи мужья «ходили налево», в отместку заводили себе любовников.
Крестьянские жены могли получить документ (так называемый «билет»), позволяющий устроиться на работу на стороне, например, на фабрику, только с согласия мужа. Поэтому порой такие работницы вынужденно отдавали своим мужьям, в том числе нелюбимым и гулящим, часть своего и без того не слишком большого заработка, так как иначе они могли оказаться «не выездными» из своего села или деревни. А вот случаи разводов из-за неверности супругов в старой владимирской деревне были достаточно редки.
Отдельно стоит остановиться на проблеме внебрачных детей. Их называли «крапивниками». Точно так же звали «бастардов» и в других уездах Владимирской губернии. Нередко такого ребенка в насмешку называли по отчеству матери: Настасьич, Пелагеич или Матренич. Порой внебрачных детей подкидывали «к тем домам, где нет детей и где, по слухам, желали бы взять ребенка на воспитание». Известны случаи, когда подкидыша оставляли у дома его отца — в качестве мести, или же приносили прямо в церковь. А вот аборты во владимирской деревне категорически осуждались. Это расценивалось как убийство «невинной душеньки» и почиталось тяжким грехом. Замужние крестьянки не прибегали к подобному «залечиванию» никогда, и лишь девицы порой пользовались услугами знахарок для вытравления плода, причем тайком, стремясь избежать непременного в случае огласки всеобщего осуждения и позора.
Николай Фролов
|
| |
| |
|
