Известного мстёрского художника Льва Александровича Фомичева я встретил на опушке леса у деревни Жары. Неподалеку на проселке стояла его "вездеходная" "Ока". Народный художник России брел с лукошком. Но были в корзинке не грибы, а какие-то камешки, палочки и корешки.

О своих находках Лев Александрович рассказывал обстоятельно.

На фото: Борис Александрович Авруйский дарит цветы в день присвоения звания Народного художника РФ Льву Александровичу Фомичеву.

Вот иногда искусствовед рассказывает о "несказанно одухотворенном оттенке, присущем только местной школе живописи", но забывает сказать, что оттенок этот получается потому, что в местной речке Таре есть камешки такого колера. В "северном письме" или в "строгановском" их просто быть не могло.
За разговором вспомнили и знаменитого мстёрского копииста Кирикова. Этот художник в середине ХХ века написал копию "Троицы" так, что мировые специалисты не смогли признать тогда с точностью, где Рублев, а где Кириков. Правда, он изначально взял доску, которая отличалась размером от рублевской на пару сантиметров - чтобы путаницы не было. Позже Кириков был директором Музея древнерусского искусства имени Андрея Рублева в Москве.

Для мстёрских художников Кириков - некий символ. И совсем не случайно именно из этого поселка вышел один из самых знаменитых в мире копиистов. Все дело в том, что сама мстёрская школа иконописи родилась и развивалась на копиях с византийских икон. Когда это произошло - сказать трудно. Но хорошо известно, что уже в середине XVII века Суздаль, Владимир и Москва приглашали мстерских живописцев расписывать храмы.

- Чтобы расписать церковный свод, нужно обладать не столько даром живописца, сколько... толстым свитком с прописями - контурными перерисовками с подлинников в натуральную величину, - продолжал посвящать меня в таинства профессии Лев Александрович. - У швей они зовутся выкройками, лекалами... Эти прописи закреплялись на стене, потолке, какие бы витиеватые формы они не имели. На прописях даже цвет обозначался. И любой мало-мальски толковый подмастерье на сырой штукатурке раскрашивал по готовым линиям рисунок. Другое дело, что потом приходил мастер. Он-то и доводил безликую раскраску до уровня шедевра.

Кстати, точно установлено: мстёрские иконописцы еще в XVII веке использовали конвейерный принцип разделения труда и поочередной передачи заготовок из рук в руки в одном помещении. Именно поэтому большинство икон не имеют авторской подписи. У них, по сути дела, и нет автора: это - плод коллективного труда.
"Белье" - липовая доска - "обходила" столяров разного профиля, выравнивалась, получала шпоны, углубление-ковчег и оказывалась у левкасника. Тот накладывал на нее особый слой - левкас. Каждая мастерская имела свои секреты приготовления левкасной массы, но главные ее компоненты - клей и мел. После просушки заготовка доставалась шлифовщику, а потом "начальнику".

Название этой профессии означало тогда совсем не то, что ныне. Начальником был обычно мальчуган-несмысленыш, недавно научившийся азам работы подмастерье-иконописец. Работа его считалась не особенно ответственной. Начальник сидел в самом начале живописного конвейера и "начинал" икону - прикладывал к доске готовые прописи и наносил контуры сюжета.

Далее доска шла "доличнику", который писал икону, но опять-таки не всю, а только "до ликов" святых. Его работой были фон, постройки, одежды. После него полуфабрикат по столу-конвейеру передавался "личнику" - тот прорисовывал лики. Затем - золотарю, который золотым порошком, разведенным на яйце, высвечивал нимбы.

И, наконец, работа поступала к человеку, которого иконописцы называли "мастером" или "талантом", признавая особую роль. Тот был всегда трезв (что от остальных требовалось не так строго) и, глядя в лупу, делал окончательную пропись глаз, ставил буквицы, правил линии одежд и жутко ругался иной раз на всю "цепочку" богомазов за их нерадивость. Больше всего обычно доставалось начальнику: кто первым криво наложил прописи? За 12 - 14 рабочих часов (столько обычно длилась работа в мастерской) со мстёрского иконописного конвейера сходило несколько десятков икон.

Разные времена переживало искусство Мстеры, Холуя и Палеха. Тяжелым ударом для трех сел стала революция. Рушились церкви, и владимирским богомазам, казалось, уже не было больше никакой работы. Попытки писать миниатюры на тему "рассвета Октября" стали достоянием местных музеев, иллюстрацией к рассказу экскурсоводов о том трудном времени: вот, мол, еще что было. Но прокормиться так художники не могли.

В конце двадцатых поддержка неожиданно пришла. Вернувшийся в СССР Максим Горький затевал новые серии изданий, предлагал идеи выставок. И на самом высоком уровне поделился мыслью о том, что надо поддержать народных мастеров - у них за плечами вековые традиции. Горький предложил владимирским богомазам сюжеты, которые оказались им удивительно близки: иллюстрации к "Слову о полку Игореве", к былинам, древним сказкам... И мстерские художники триумфально "выступили" на всемирной выставке в Париже, репродукции их работ стали появляться в красочных изданиях, шкатулками мастеров мы любуемся, приходя в музеи или заглядывая в дорогие магазины сегодня.

...А художник Лев Фомичев, как и его прадеды, снова и снова отправляется ранним утром в лес к ручью искать камушки и коренья, названия которых, по старинному поверью, нельзя даже произносить вслух...

Наталья Цыплева и Владимир Цыплёв