Замечено статистикой: россияне вновь стали путешествовать по своей стране. Едут в Сибирь, на Север дальний, едут за туманом и за запахом тайги. Вновь, как раньше, едут с друзьями и семьями… Вот и в старинные иконописные села стали чаще наведываться.. Их-то у нас три всего - Палех, Мстёра и Холуй. А Мстёра, наверное, самое среди них таинственное и любопытное...

Первая тайна - тайна людей

Во Мстёре, как сказал бы любой маститый поэт, «всё пропитано тайной...». Вот, например, люди...С одной стороны они здесь на редкость приветливы и отзывчивы - вас пустят в дом, угостят вишнёвой наливкой, медовухой или квасом из терновника. Вас запросто пригласят погостить денёк-другой, а то и целую неделю, не спрашивая ни денег, ни паспорта. Но при всём этом радушии, не покажут каждому встречному поперечному свою мастерскую. А если и сводят туда, то уж точно не станут рассказывать: что да как они делают, растирая краски по древним семейным рецептам. Если же вы все-таки будете очень настойчивы, вам наплетут с три короба таких словес, каких вы отродясь не слыхивали…И слова-то будут все знакомые, но их здесь умеют заплетать такими кружевами, что останется только подивиться. Это, наверное, от офеней еще осталось.. Но про офеней дальше...

     Так уж исстари здесь повелось, что люди передавали своё мастерство близким по духу - ученикам, родственникам, и секреты ремесла сохраняются по сию пору, и чужаку ни за что их не раскроют. Во Мстёре есть художественное училище, которое готовит живописцев, но и там вам расскажут не больше, чем положено по методике обучения. До всего остального нужно доходить самому. То же и с сугубо практическими моментами. Да вас пустят переночевать бесплатно, и примут хорошо..Но цену за шкатулку, если надумаете покупать, заломят настоящую, без скидок. А если вы вообще цен не знаете, так еще и втридорога запросят. Такие вот противоречивые вещи..

           Вообще во Владимирской области есть два «самостийных», как иногда здесь в шутку говорят, населенных пункта – Суздаль и Мстёра. Эта самостийность заключается в полной отрешенности тамошних жителей от мира сего. О независимом городе Суздале легенды ходят, но там всё ясно и понятно: Суздаль некогда был почти-что столицей Великой Руси. С Владимиром вровень шла. Недаром тогда и Русь Владимиро-Суздальской звалась. Время, однако, с тех пор много прошло. Суздальцы давно на статус столичный претендовать перестали, и с тех пор «ушли в себя»: торгуют своим лучком и огурчиками и в ус, как говорится, не дуют. Но про статус свой помнят. Так же и Мстёра. Мстеряне лишь по мере острой необходимости обращаются в свой районный или областной центр. Они сами себе и окраина и центр, для них никого больше не существует. Если бы не выставки, для них и Москва - не указ бы была, но Москву не объедешь...

           У мстерян же, как ни странно, при этом нет никакой заносчивости, как впрочем, и благоговения перед «столицами» всех уровней. Просто они – сами по себе. Ты меня не трогай, и я тебя не трону. Здесь этот принцип стал определяющим. И наложил отпечаток и на уклад жизни и на характер местных жителей. Может показаться, что это – недостаток, эгоизм, но тут считают так: если не лезешь с помощью, когда тебя не просят, то ты может быть и вреда никому не принесешь. А что тут удивительного, так любой творческий человек - не любит он, чтобы к нему понапрасну лезли.. А здесь и на самом деле в каждом доме живут творческие люди, мастера вышивки, лаковой миниатюры, ювелиры. Представляете?! Что ни дом, то два - три лауреата какой-нибудь премии, а то и заслуженный или даже народный художник. Такие вот традиции...

     Вообще, мне кажется, нет плохих или хороших традиций. Одни ограды на погостах ставят, у других – кресты ровными монотонными и безликими рядами стоят. Одни любят хутором селиться, другие – веселым табором…Японцы босиком ходят, французы лягушек едят… Мы разные. Мы тем и интересны друг дружке, если вдуматься. Сами корим других, порой даже ёрничаем, а посмотреть-то туристами ездим только потому, что они другие, не такие, как мы. И нам интересно поглядеть - какие это другие. Так что когда, скажем, француз говорит, что его кухня самая лучшая в мире, он также прав, как и алеут, который считает самой лучшей кухней свою строганину. Все по-своему правы.

     Вот так и мстеряне правы, что живут по-своему, совсем непохоже на других, даже ближайших соседей. Вот так своеобразно и пишут они свои иконы и миниатюры. В местных художниках все время пытались разжечь тщеславие, отправляя на выставки, представляя к званиям… А у них от природы нет этого самого тщеславия. Они в первую очередь иконописцы и офени. Это веками сформировывалось. Офене надо, чтобы товар был продан, служил людям, а не в музее лежал. И иконописец не обременен тщеславием - мало кто из них подписывал работы своим именем. Вот так и сложились вместе и живут, не мешая друг другу, эти такие разные качества приземленного торговца и одухотворенного живописца. Здесь, наверное, и надо искать истоки противоречия в характере.. 

Как описать Мстёру человеку, который никогда не был в этих местах? Ну да попробую.. Представьте - вдоль красивой, хотя и довольно мелкой речушки Мстёрки идет длиннющая улица. Она тянется километра на два до соседнего села Барское-Татарово. На этой длинной улице стоят вперемешку бок о бок деревенские избы, магазины, два храма, большие двухэтажные городские особняки из красного кирпича с узорочьем и фабрики «Пролетарское искусство», «Мстёрская клеёнка», «Детская игрушка», «Вышивка Мстёры»… Здесь же универмаг, рынок, дворец культуры и знаменитая деревянная полоскальня-прачечная на Мстёрке, которая не входит в список местных достопримечательностей, но которую непременно приезжие просят показать.

     В общем, - всё на одной улице, потому что исстари все жалось к реке: ни колодцев не надо рыть, ни водопровод тянуть. Со временем от центральной улицы выросли длинные улицы-отростки, которые если смотреть сверху, наверное, похожи на зубья огромной расчески.

     Большинство центральных улиц всех наших городов либо сохранили названия недавнего прошлого – Советская, Ленина, названия, говорящие о направлении дороги – Муромская, Нижегородская, либо возвращены имена старинные по главному престолу храма – Благовещенская, Покровка… Во Мстёре, приехавшему впервые, сразу же бросается в глаза не только столичная протяженность, но и не совсем обычное название центральной улицы – Ленинградская. Здесь это не может быть указателем направления, хотя бы по той причине, что тогда она именовалась бы Шуйской, Южской или Вязниковской – имена давались по самому ближайшему городу.Тогда откуда же такое имя?

     А дело в том, что в старину улица носила долгое время название Миллионная. Во время блокады Ленинграда Мстёра приняла спасенных детей из осажденного города на Неве. Их разместили в детском доме. Вот с тех пор улица и получила это имя - Ленинградская. Здесь же, на площади, от которой и берет начало Ленинградская улица, находится знаменитый музей. Собственно из-за него все и стремятся во Мстёру. Сегодня во Мстёрском музее около трех тысяч экспонатов - шкатулок, картин и вышивок, икон украшенных чеканкой, гравировкой, эмалью и сканью, - Мстёра, ведь и оклады к иконам научилась когда-то делать, из этого производства на окраине поселка вырос завод «Ювелир».

     Вообще, надо сказать, что обычно Мстёру представляют как «центр лаковой миниатюры». Это верно, но это только одна сторона здешней жизни. Ведь Богоявленская слобода, а потом и поселок Мстёра развивались как торговое село. А это значит, что здесь товар стремились производить полностью, иначе выгоды не было. Так, для иконы требовался оклад – появились свои мастерские по чеканке, гравировке, скани. В русской деревенской традиции было украшать красный угол с домашним иконостасом ткаными вышитыми холстами – так появились вышивальщицы гладью и красным швом по льняному холсту.

     Я приезжала во Мстёру первый раз еще с классом в художественный музей лаковой миниатюры, а потом еще раз, чтобы встретиться с художником Владиславом Федоровичем Некосовым, и первое, что меня оба раза удивляло здесь: Мстёра не очень похожа на городской поселок, даже пусть небольшой провинциальный, но вместе с тем, Мстёра совсем не похожа и на село, большую деревню. Почти все улицы по-городскому широкие – между порядками домов поместится футбольное поле в длину, - чем не проспект большого города, а на задах – огромные картофельные палестины за каждым домом, как в деревне. В городе, ведь, посадочной земли – кот наплакал. Домов во Мстёре много городских, полукаменных: низ из красного кирпича, выложенных узорами, а верх деревянный – спальные, чтобы дышалось легко, но между этими домами стоят обычные деревенские избы только что не соломой крытые, а шифером или железом. Говорят, что еще недавно во Мстёре можно было встретить избы и без фундамента, - совсем редкие теперь, с земляными завалинками, которые разваливали каждую весну для просушки подпола. Чаще всего разваливали для продуха со сквозняком с двух сторон, спереди не трогали, чтобы вид фасада не портить и кумушкам чтобы было где сидеть и кости молодым перемывать. Но иногда дом мог совсем за зиму отсыреть, завалинки разваливали тогда со всех сторон, и дом стоял, как петух на длинных ногах, - четырех камнях-валунах под углами избы. По осени привозили доски или жерди, заколачивали подпол со всех сторон и садились за стол лики святых выписывать, засыпав землей-песком завалинку у дома.

Вторая тайна - тайна имени

Вторая тайна Мстёры - ее имя. Если посмотреть на карту – то обнаружится, что на ней существует, оказывается, не одна, а две Мстёры. Если вы любитель экстремального путешествия и едете от Москвы электричками вы попадете в ту Мстёру, которая, как выяснится тут же, на месте, никакого отношения к лаковой миниатюре не имеет.

     А дело в том, что в середине 19 века строилась в этих краях железная дорога. Её планировали от Москвы абсолютно прямой. И ежели какому городу или селу нужно было, чтобы дорога проходила через него, надо было оплатить все расходы по «кривизне» - то есть по отступлению от той прямой линии первоначального проекта.

     Насколько правдив этот факт теперь уже остаётся только гадать, но дорога действительно прошла в отдалении от почти всех крупных населенных пунктов. Видимо, ни у кого, кроме жителей Владимира и Коврова, так и не нашлось денег на "кривизну”. Временные станции ставились посреди первозданного леса и временно назывались по имени ближайших городов и сел, которые отстояли от железной дороги порой на семь-восемь, а иногда и на все двадцать верст. Поначалу здесь, на расчищенном от леса участке, ставилось небольшое временное деревянное вокзальное здание с круглой печкой внутри и колоколом на перроне, да временная водонапорная башня – паровозы водой поить. Временное, как всегда, оказалось постоянным и сохранилось и по сию пору. Потом появились дома, потом склады, в некоторых местах фабриканты и цеха поставили поближе к дороге.

     Так при станциях выростали поселки, а названия остались, создавая неразбериху почтовикам и путешественникам. Так появились по двое Вязников, Гороховцов, Сарыевых… Так появился и вторая Мстёра. Она отстоит аж на 15 километров от своего знаменитого тёзки - поселка иконописцев.

     Произносится слово Мстёра правильно, (а правильно всегда так, как говорят своё имя местные жители), с ударением на первом слоге и непременно с буквой «Ё». Последнее время москвичи и другие гости часто заменяют её на «Е», а иногда даже с "турецким" акцентом говорят - «Мстэра».

     А на поэтов другая напасть напала - они все пытаются связать Мстёру с однокоренным словом «мастера». Красивая, конечно, метафора. Но на самом деле, кроме образного, никакокого отношения Мстёра к «мастерам» не имеет. Поскольку имя поселку дала река Мстёрка - приток Клязьмы, а до начала 20-го века поселение вообще называлось Богоявленской слободой - по имени местного Богоявленского храма.

     Мстёра… А может быть оно появилось от слова «место»? Народ то здесь жил издавна. Археологи древние стоянки раскопали. По одной из версий, имя речке дало слово «место» - безлесный пятачок песчаной земли. А корень "ТЕР" - во многих языках обозначает «землю». Получается – безлесый пятачок песчанной земли. Ну так оно и есть!

     Потому что чего-чего, а песка во Мстёре хватает. Земля здесь совсем неурожайная, и именно потому, говорят, и появился здесь когда-то давным-давно промысел иконописный - от поиска заработка. Стали писать иконы в средние века, да может и раньше, сразу с приходом христианства, теперь уж об этом никто не может точно сказать. Иконы мстерян поначалу не понравились церковному руководству, тем более, что многие иконописцы были старообрядцами, что и на сюжетах отражалось, но народ хорошо иконы эти принимал. Смириться с такими вольностями церковное начальство конечно не смирилось, но как-то все это притерлось, пообтесалось со временем.. Оно и не мудрено - чего только у нас на Руси вместе не уживалось, не перемалывалось.. Ну а потом мстеряне сами научились торговать своими иконами, офени появились.

Третья тайна - тайный язык офень

     Ну вот - добрались и до офень..

     Кто же такие офени? А были это в прежние времена торговцы вразнос всякой всячиной - на Руси их еше коробейниками называли. Помните песню "Эх, полным-полна моя коробочка...". Это - про них. Но торговцы мелким товаром были повсюду. А вот торговцы по имени офени жили лишь в одном краю. Центром его были села Мстера и Холуй, на севере офени жили в Палехе, Шуе и Юже. На востоке края были гороховецкие, вязниковские, муромские - до самого Нижнего Новгорода. На юго-западе - ковровские. Во Владимире и Суздале уже офеней не было, там незачем было уходить из дому надолго, земля Ополья кормила хорошо.

     Вот они-то, эти торговцы и придумали, а за десятилетия отточили совершенно непонятный для других язык. Их жизнь заставила говорить на таком языке. Ведь им постоянно угрожала опасность: они носили и возили с собой деньги и в любой момент могли быть и ограбленными, и убитыми на большой дороге. Им приходилось разговаривать тайно, чтобы никто другой их не понял во время их долгих странствий.

     Не случайно именно здесь и песня написана, слова которой всем хорошо известны: «…по муромской дороге стояли три сосны, прощался со мной милый до будущей весны». Это торговец-офеня, оставив невесту или жену, уходил из дому на пять-шесть месяцев с товаром.А у жены могли потом спросить: «Вячо наептуривает в Бутусе муслень?» А она бы ответила на это: «Кисеру деканов хруста!». Об этом странном и таинственном языке почти ничего не написано. Скорее всего, это произошло потому, что о нем очень трудно рассказать, его скоре надо показывать. Письменный перевод может не иметь ничего общего с настоящей информацией, которая передается только устно. В середине 1890-х годов задался целью рассказать подробно об этом языке этнограф, художник и издатель, сам бывший офеня Иван Голышев из Мстёры. Кое-что в разных журналах опубликовал. Но в 1896 году Иван Александрович умер, как раз в год выхода в Петербурге первого тома своих сочинений. Об офенях и их языке подробно должно было быть в следующих томах, которые так, к сожалению, и не увидели свет

     Мне посчастливилось лично знать последнюю представительницу рода Голышевых Нину Николаевну Иродову. Ее дядя Владимир Сизяков работал у издателя Сытина, сама Нина Николаевна вела интересную летопись... в доме ее деда останавливался когда-то Николай Некрасов, приезжавший договориться с офенями распространять по России его «книжки для народа» стоимостью три копейки. Две копейки шли тогда издательству Голышева, а одна копейка тому офене-торговцу, который «прощался с милой до будущей весны». План на длительное сотрудничество провалился тогда у Некрасова: книжки дороже не шли, а за 33 процента торговец не хотел топтать башмаки. Несколько книг тогда все-таки издали. Они были розового цвета и получили у книжных собирателей за обложку название «Красные книжки». Это сейчас - раритеты и стоимость их почти баснословна.

     Сложность в понимании офенского языка заключается не только в том, что в нем причудливо понамешаны, с несвойственными им грамматическими формами латинские, русские, немецкие, французские выражения, а также искусственно выдуманные жаргонизмы. Но если бы дело было только в этом! Это было бы еще довольно просто для понимания. Ведь тогда, рано или поздно, заложив все слова и их перевод в память, а ныне - в компьютер, можно просто найти смысл. Но весь фокус и прелесть этого замечательного языка в том, что даже сделав полный перевод, мы ничего не поймем: значение всех слов меняется в зависимости от самых разных вещей, - от интонации, с которой они произносятся, от того, левая рука держит правую в момент разговора или наоборот, чешете вы при этом затылок или лоб... Значение меняется, кроме того, даже от порядка слов в предложении, а тут уже бессилен самый совершенный компьютер.

     Мало того, что язык офеней зависит от интонации, особую роль в нем играют числительные, что объяснимо, если учесть, что офени - торговцы на «большой дороге». Чаще всего надо было «спрятать» среди побасенок и прибауток настоящую цену товара и суммы денег, которые везешь в потайных местах. Веками отрабатывался этой удивительный язык.

     У каждого торговца в их крупных остановочных селах на пути были «надежные дома», где они могли не беспокоиться за товар и деньги. Часто такими домами оказывались избы солдатки или вдовы. По приезде домой офеня коллеге офене как свой своему за чаркой при жене спокойно об этом мог похвалиться на своем языке: «вербухи корюки кубаськи - матас», что означало «глаза у девицы были зеленые, как у кошки». Если же жена немного все-таки владела азами офенского языка, смысл всегда можно было перевести и по-другому, что мол в эту поездку хорошо брали только «зеленые платки для молодых девиц».

     Эта таинственность сыграла не последнюю роль в том, что в народе к офеням было неоднозначное отношение, часто офеней недолюбливали, а иногда и просто называли «мошенниками». Не всегда это было справедливо, хотя частенько, взяв товар «на реализацию», офеня мог и остаться с вырученными деньгами где-нибудь в Сибири или на юге и там открыть свое дело.

     Вообще на Руси к любым торговцам относились всегда настороженно: обостренное, природное чувство справедливости интуитивно подсказывало, что тороговец присваивает большую часть стоимости товара. Проверить это невозможно, но и без «торгашей» не обойтись. Многие, так называемые, «трудяги» пытались сами продавать свой товар, но мало у кого это получалось. Тут нужен был особый талант. Офеня был психологом, он «видел насквозь» покупателя, знал, когда надо было остановиться, уступая в цене. Но, самое главное, - у торговцев был свой круг, в который непосвященный не мог попасть. Помогал этому и особый офенский язык. Часто у «трудяги», который сам пробовал торговать, и товар был лучше, и цена ниже, а покупали у офень.

     Забытый язык строится на парадоксе: понять фразы и легко и невозможно одновременно. Таинственный язык. На нем не говорит теперь ни один народ. Хотя на первый взгляд переводится довольно просто.

     - Вячо наептуривает в Бутусе муслень?

     - Кисеру деканов хруста!

     «Много зарабатывает в столице муж?». Ответ: «Сорок рублей».

     Но в этой простоте и есть некая тайна: перевести можно – но перевод будет неоднозначный, потому, что перевела я только один вариант, а есть и еще другие, которые я и сама не знаю…

     Офени пропали с приходом цивилизации, пропал и уникальный офенский язык. Торговцы вразнос существовали повсеместно, в Костромской и некоторых других губерниях их называли «ходебщики», в Москве и Петербурге - «лоточниками». Торговали эти ходебщики-лоточники лентами, серьгами, перстенечками, ситцами для девиц, недорогими книжками для книгочеев. Однако, настоящие офени, владевшие своим языком были только из одного края – из Мстёры. 

Четвертая тайна - тайна красок

     Для неискушенного туриста, покупающего шкатулку как сувенир, особого значения не имеет откуда она - из Мстёры, Палеха, Холуя или Федоскино и уж тем более, отличия в стиле художников. Разве что внешняя броская разница видна: одного соблазнит перламутр Федоскино, другого черный фон Палеха… Однако последнее время границы стилей часто сглажены и не так отчетливы. Ну не будет художник долго держаться за стиль только потому, что «раньше так писали». Если сегодня берут такой «сюжет», или такой «орнамент», он не особо задумываясь перейдет на новую тему. Художнику надо семью кормить, а не традиции блюсти. Если раньше гарантированный госзаказ и утверждение каждого сюжета на художественном совете во многом поддерживали различия школ, то теперь рынок определяет традиции.

     Однако природа, так сказать, предусмотрела естественное без худсоветов поддержание традиций. Не все оказалось подвластно рынку, различия сохраняются и сегодня. Дело в том, что техника письма, кисти, растворители, добавки, изготовление красок и многое другое, что составляет технологию живописного производства, различны.

     И различны настолько, что если какому-то художнику взбредет в голову в одночасье что-то поломать в угоду рынку, то это сразу же катастрофически отразится на семейном бюджете. Мало того, что в мастерской абсолютно все предусмотрено именно под эти кисти и эти краски, - в конце концов, это не так сложно поменять, - так еще и навыки у художника своеобразны. Хорошо это или плохо, но существуют каноны, которые не в силах поломать даже самые именитые художники: лекальные заготовки, последовательность наложения красок, и многое многое другое, составляющее понятие стиля, заставляет волей-неволей придерживаться канона, а значит традиции. Это не дает размываться разным стилям. Таким образом, канон – это не столько содержание и форма, о чем чаще всего говорят. Канон – это в первую очередь технология, опыт и материалы.

     Известного мстерского художника Льва Александровича Фомичева можно часто встретить с лукошком в окрестностях Мстеры. Но в корзинке его - не грибы и не ягоды, а какие-то камешки, палочки и корешки.

     - Понимаете, - рассказывает Лев Александрович - был я недавно в Америке. Иду по их авеню и на каждом шагу на витринах встречаю мстёрские вроде бы шкатулки. Что вы думаете? Стоят они дешевле, чем во Мстёре или на Арбате! Как такое может быть? Да все потому, что никакие они не мстёрские, пишут их там же, в Америке. Мерзость, а не живопись!.. А вот эти наши мстерские корешки если высушишь, разотрешь, камешка тоже местного тертого добавишь... Этот с этим смешать - бирюзовый цвет будет, а этот с этим - лазоревый. И главное - получается вечная краска, которая и через 200 лет, как на иконах, не потеряет яркости. Вот иногда искусствовед рассказывает о "несказанно одухотворенном оттенке, присущем только местной школе живописи", но забывает сказать, что оттенок этот получается потому, что в местной речке Таре есть камешки такого колера. В "северном письме" или в "строгановском" их просто быть не могло.

     ...За разговором вспомнили и знаменитого мстёрского художника Кирикова. Он в середине ХХ века написал копию рублевской "Троицы". Да так, что мировые специалисты не смогли признать тогда с точностью, где Рублев, а где Кириков. Правда он изначально взял доску, которая отличалась размером от рублевской на пару сантиметров - чтобы путаницы не было. Позже Кириков был директором Музея древнерусского искусства имени Андрея Рублева в Москве.

     Для мстёрских художников Кириков – символ таланта и мастерства. И совсем не случайно именно из Мстёры вышел этот один из самых знаменитых в мире художников-реставраторов. Все дело в том, что сама мстёрская школа иконописи родилась и развивалась на копиях с византийских икон. Когда это произошло - сказать трудно. Но хорошо известно, что уже в середине XVII века Суздаль, Владимир и Москва приглашали мстерских живописцев расписывать храмы.

     - Чтобы расписать церковный свод, нужно обладать не столько даром живописца, сколько... толстым свитком с прописями - контурными перерисовками с подлинников в натуральную величину, - продолжал посвящать меня в таинства профессии Лев Александрович. - У швей они зовутся выкройками, лекалами... Эти прописи закреплялись на стене, потолке, какие бы витиеватые формы они не имели. На прописях даже цвет обозначался. И любой мало-мальски толковый подмастерье на сырой штукатурке раскрашивал по готовым линиям рисунок. Другое дело, что потом приходил мастер. Он-то и доводил безликую раскраску до уровня шедевра.

     Кстати, точно установлено: мстерские иконописцы еще в XVII веке использовали конвейерный принцип разделения труда и поочередной передачи заготовок из рук в руки в одном помещении. Именно поэтому большинство икон не имеют авторской подписи. У них, по сути дела, и нет автора: это - плод коллективного труда. "Белье" - липовая доска - обходила столяров разного профиля, выравнивалась, получала шпоны, углубление-ковчег и оказывалась у левкасника. Тот накладывал на нее особый слой - левкас. Каждая мастерская имела свои секреты приготовления левкасной массы, но главные ее компоненты - клей и мел. После просушки заготовка доставалась шлифовщику, а потом "начальнику".

     Название этой профессии означало тогда совсем не то, что ныне. Начальником был обычно мальчуган-несмысленыш, недавно научившийся азам работы подмастерье-иконописец. Работа его считалась не особенно ответственной. Начальник сидел в самом начале живописного конвейера и "начинал" икону - прикладывал к доске готовые прописи и наносил контуры сюжета.

     Далее доска шла "доличнику", который писал икону, но опять-таки не всю, а только "до ликов" святых. Его работой были фон, здания, одежды. После него полуфабрикат по столу-конвейеру передавался "личнику" - тот прорисовывал лики. Затем - золотарю, который золотым порошком, разведенным на яйце, как его называют – твореным золотом - высвечивал нимбы.

И, наконец, работа поступала к человеку, которого иконописцы называли "мастером" или "талантом", признавая этим его особую роль. Тот был всегда трезв (что от остальных не требовалось) и, глядя в лупу, делал окончательную пропись глаз, ставил буквицы, правил линии одежд и жутко ругался на всю "цепочку" богомазов за их нерадивость. Больше всего обычно доставалось начальнику: кто первым криво наложил прописи? Вобщем, что-то типа "дедовщины".

     Разные времена переживало искусство Мстеры, Холуя и Палеха. Тяжелым ударом для трех сел стала революция. Рушились церкви, и владимирским богомазам, казалось, уже не было больше никакой работы. Попытки писать миниатюры на тему "рассвета Октября" теперь стали достоянием местных музеев и иллюстрацией к рассказам экскурсоводов о том трудном времени: вот, мол, еще что было.

     В конце двадцатых поддержка неожиданно пришла. Вернувшийся в СССР Максим Горький затевал новые серии изданий, предлагал идеи выставок. И на самом высоком уровне поделился мыслью о том, что надо поддержать народных мастеров - у них за плечами вековые традиции. Горький предложил владимирским богомазам сюжеты, которые оказались им удивительно близки: иллюстрации к "Слову о полку Игореве", к былинам, древним сказкам... И мстерские художники триумфально "выступили" на всемирной выставке в Париже, репродукции их работ стали появляться в красочных изданиях, шкатулками мастеров мы любуемся, приходя в музеи или заглядывая в дорогие художественные салоны

     Миниатюрист тоже, как в прошлом иконописец, не пишет своё произведение сразу на холст. Он предварительно карандашный рисунок делает на листе бумаги, прорисовывает его контур на обратной стороне охрой или окисью хрома, прикладывает к заготовке и переносит специальной иголкой на грунт шкатулки все линии рисунка. Это что-то вроде бумаги-копирки, которую подкладывали раньше, чтобы написать или напечатать сразу несколько экземпляров письма. В миниатюре копирку использовать невозможно: крепится она плохо, пачкает, линию не воспроизводит четко. С проблемой справляются по-разному. Есть даже художники, которые специально отращивают и оттачивают ноготь большого пальца для того, чтобы перенести рисунок на грунт шкатулки.

     Миниатюристы сызмальства учатся в училищах почти что по единственному учебнику Н.М. Зиновьева, всё остальное – опыт, который передаётся из поколения в поколение и собственные находки. Термины - припорох, цировка, роскрышь, белый пряник, лессировка, творение золота становятся тем самым каноном, гарантией естественного продолжения традиций.

     Интересен процесс подготовки красок во Мстёре. Это - настоящее таинство, и вряд ли можно удовлетворить любопытство любителей миниатюры в полной мере: ни один художник не раскроет до конца своих секретов. С уверенность сказать можно только одно - есть готовая темпера, но настоящий художник пользуется красками, которые творит на натуральном сырье. Он берет порошок-пигмент и разводит его на яичном желтке с добавлением воды, клея, кваса и даже пива - у каждого свои секреты. Но главный секрет в пигментах, которые изготавливают высушиванием различных кореньев, растиранием в порошок цветных каменей с берегов Тары, Мстёрки, Клязьмы.

     Вот Лев Александрович, как и его деды и прадеды, снова и снова отправляется ранним утром в лес к ручью искать камушки да коренья, названия которых, по старинному поверью, нельзя даже вслух произносить.

Н.Цыплева, 2008 год