Жители Мстёры

Владимир

Дата: Понедельник, 28.08.2023, 14:27 | Сообщение # 61

Полковник

Группа: Пользователи

Сообщений: 184

Награды: 1

Репутация: 0

Статус: Offline

Цитата Житель (

)

За такую "достойную" зарплату точно ноги протянешь... Все из-за этого и уезжают в Москву, Владимир, Н.Новгород...

Насколько привлекательна работа во Владимирской области?

Владимирцы предпочитают уезжать на заработки в соседние Москву и Нижний Новгород. А между тем в самой Владимирской области рынок труда, по оценкам экспертов, привлекательней, чем в большинстве регионов России.

Владимирская область оказалась на не самом плохом 37 месте из 85 регионов России по привлекательности рынка труда. Рейтинг регионов составило РИА «Новости».

Основываясь на официальных данных Росстата, эксперты провели комплексный анализ по таким показателям, как уровень оплаты труда, занятость, условия труда, а также емкость рынка труда.

Результаты исследования, с одной стороны, подтвердили устоявшиеся представления о том, где лучше всего зарабатывать — это крупные города, которые, кроме высоких зарплат, привлекают еще и высоким уровнем жизни в них, и добывающие регионы, где порой жизнь весьма суровая, зато денег можно заработать даже больше, чем в мегаполисах. С другой стороны, если не брать крайность, то выясняется, что такой не самый выдающийся в экономическом плане регион, как Владимирская область, оказывается вполне приемлемым местом работы, в сравнении с частью соседей.

Из географических соседей Владимирской области более выгодные и привлекательные условия труда в Московской области (3 место), Нижегородской области (14 место) и Рязанской области (26 место). Менее качественный рынок труда в Ярославской области (44 место) и Ивановской области (52 место).

На первых строчках рейтинга регионов по качеству рынка труда — Москва и Санкт-Петербург, а в аутсайдерах — Чечня и Ингушетия.

Источник тут

Прикрепления: 8363114.jpg (50.0 Kb)

Gas

Дата: Четверг, 14.12.2023, 12:04 | Сообщение # 62

Майор

Группа: Пользователи

Сообщений: 90

Награды: 0

Репутация: 0

Статус: Offline

«САМИ ШАГ СДЕЛАЛИ»

С. А. Антонычев — участник ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС.
Он находился там с первых дней, поскольку служил в части Чернобыль-2,
в непосредственной близости от атомной станции. Вместе с ним служили многие наши земляки, о которых газета уже писала. Расскажем теперь и о нём.

Сергей Анатольевич мстерянин, хотя и родился в Коврове 2 сентября 1966 года. Там его родители, бывшие сельские жители, работали на производстве, жилье снимали. Сергею было два года, когда взрослые решили переехать в совхоз «Мстерский», где им дали квартиру. Позже и отец, и мать перешли на работу на завод «Ювелир». Сергей окончил сначала восемь классов в школе № 12, а среднее образование получил в школе №11. Кроме него в семье подрастала младшая сестрёнка Оля. Чтобы помочь родителям, парень сразу после школы пошел работать на Мстерскую мебельную фабрику.

Уникальность Мстеры в советское время была не только в знаменитых промыслах, но и в большом количестве различных, пусть небольших, но предприятий. Это и Мебельная фабрика, и «Клеёнка», и «Мягкая игрушка», тот же «Ювелир», вот перечень предприятий этого в полном смысле рабочего поселка. Качество продукции всегда было на высоте: скажем, клеёнка и мебель подолгу служили людям. Вот и Сергей Антонычев, работая на Мебельной фабрике, держал, как говорится, марку предприятия.

Перед армией молодой человек окончил трехмесячные курсы электриков в Вязниковской Морской школе. 25 ноября 1984 по повестке явился в военкомат. Сергей помнит, что вместе с ним призвались 28 ребят-земляков. Большую группу новобранцев направили служить в засекреченную воинскую часть Чернобыль-2. Там прошли карантин и курс молодого бойца. «Учебки», как таковой, не было, обучение проходило по ходу службы, а она в основном сосредотачивалась на техническом обслуживании сверхмощной радиолокационной антенны, аналогов которой не было в мире. Питание она получала от Чернобыльской АЭС. Как военный электрик, наш земляк отвечал за освещение антенны. Служба шла своим чередом, пока не случилась авария на станции.

— 26 апреля заступил в наряд по роте, — вспоминает Сергей Анатольевич. – В 8 часов меня поставили на пункт химического назначения. Солнце, утро, трубу «атомки» видно. Генерал пришел, объясняет мне мои задачи. К посту провели полевой телефон с кабелем, который я видел впервые. Генерал говорит: «Если увидите взрыв, позвоните по телефону, — и тут же добавляет, — сынок, пощупай телефон, запомни, где что, если будет атомный взрыв, ты ослепнешь». Когда я сменился и пришел в казарму, то присоединился к ребятам, которые заливали пол водой, чтобы сухого места не было. На следующий день, 27-го, построили роту, спросили: «Добровольцы в район АЭС разгружать свинец с вагонов есть?». Вся рота вышла вперёд. Сами, как говорится, сделали шаг. Разгружали свинец на станции Янино около Припяти. Город был уже пустым. Жителей вывезли накануне автобусами. Там в оцеплении стоял Сергей Рачков, знакомый мстерский художник, но он из другой части. Нас поставили по 8 человек на вагон. «Татры» пришли новенькие с «атомки». Мы в противогазах таскали свинец: бруски по 50 килограммов, с 9 утра и до вечера – 200 болванок на машину. Это 10 тонн. Водила «Татры» привез нам обратным рейсом респираторы. Стало немного легче дышать, но все равно частенько приходилось выливать йод из этих респираторов. Половина нашей роты работала на свинце, другая — грузила песок на берегу Припяти.

Те, кто в курсе чернобыльских событий, помнят, что свинец и песок загружали потом в парашюты, которые вертолетчики сбрасывали в жерло дышавшего радиацией реактора. Правильно это или нет, никто тогда толком не знал. Как бы там ни было, первые дни после аварии были одними из тяжелейших. Никто еще не представлял масштабов случившейся беды, но то, что делали эти ребята, солдаты срочной службы, среди которых было немало и наших земляков, таких, как Сергей Антонычев, трудно переоценить. Они-то фактически и стали первыми ликвидаторами последствий ядерной катастрофы.

Вскоре пришел приказ об эвакуации части, и 1 мая весь её личный состав был вывезен в летний лагерь Киевского военного училища (КВИРТУ), который находился в 28 километрах от Киева. Там солдаты-срочники прошли обследование. У них брали кровь на анализ, давали принимать соответствующие препараты. Через 3 месяца всех распределили по различным воинским частям. Сергей Антонычев дослуживал в г. Любечи, откуда 23 октября 1986 года и был уволен в запас.

Демобилизовавшись, вернулся во Мстеру, на родную мебельную фабрику. Был контролером ОТК, потом обойщиком (сиденья обшивал), бригадиром обойщиков. Работал до конца, в смысле — до закрытия фабрики. Тогда многие производства разваливались – время такое было, а точнее – безвременье. Сергей нашел работу в Мстерском лесничестве, в цехе по производству деревянных ложек: один мастер вырезает ложку (делает «белье»), другой покрывает лаком, третий расписывает – такая технологическая цепочка. Сергей лачил. Потом он решил перейти в строительный отдел завода «Ювелир», где, походив сначала в учениках, стал работать каменщиком.

В 1999 году С.А. Антонычеву дали III группу инвалидности, и с работой каменщика пришлось расстаться, а легкой не нашлось. Через год дали II группу, через пять лет — закрепили её за ним окончательно. Что же касается участия в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС, то за него С. А. Антонычев был награжден Медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени. По характеру наш земляк мягкий и добрый. Несмотря на многие жизненные перипетии, неунывающий, стойкий и, как сейчас говорят, позитивный.

газета "Маяк"

Прикрепления: 5722817.jpg (253.5 Kb)

Сообщение отредактировал Gas - Четверг, 14.12.2023, 12:34

George

Дата: Пятница, 26.01.2024, 00:17 | Сообщение # 63

Сержант

Группа: Пользователи

Сообщений: 38

Награды: 0

Репутация: 0

Статус: Offline

Борисов Николай Николаевич

Родился я 3-го ноября 1924 года в селе Барское-Татарово Вязниковского района тогда Ивановской, а ныне Владимирской области.

Расскажите, пожалуйста, о довоенной жизни вашей семьи.

По тем временам семья у нас считалась не самая большая, родители и нас четверо: старшая сестра Александра 1910 г.р., Сергей 1915 г.р., я и самый младший Володя 1929 г.р.

Если говорить о жизни до коллективизации, то можно сказать, что мы хорошо жили. Даже взаймы давали. Во времена НЭПа отец с мужиками скинулись и купили молотилочку. Быстро обмолачивали свое, а потом помогали другим. Сколько земли имели, не знаю, но хозяйство было крепкое. Корову держали, лошадь, поросеночка, несколько овец, курочек, ну и при доме огород в 40 соток и сад.И сам дом был очень приличный - деревянный сруб. Внизу погребок, где соленья хранили. Приличный двор, баня своя на участке. В общем, все прелести для хорошей жизни у нас имелись, и, сравнивая с другими, я уже понимал, что на общем фоне мы весьма прилично живем. Корова есть, значит, и молочко имеется. Если теленочка зарезали, половину себе, половину продали. Хотя и налоги высокие платили, но нормально жили. А потом у нас организовали колхоз «Путь Ильича» и все что полагается, мы отдали: лошадку, корову.

Коллективизацию у нас стали проводить где-то в 30-м году, мне уже шесть лет было, поэтому я помню отдельные картиночки. Как собирались собрания, как проводилась агитация. Вот только отец у нас как крепенький середнячок особого желания вступать в колхоз не имел. Но обстановка так сложилась, что людям ясно дали понять. Если нет – что-то другое будет… На все наше большое село, тогда порядка ста домов было, у нас раскулачили, насколько я помню, три семьи. Отец возмущался: «Ну, какие они кулаки?» Просто работящие, зажиточные крестьяне, которые категорически отказались вступать в колхоз, т.е. ни за что пострадали. Но их куда-то выслали, и в одном из их домов правление колхоза расположили, а в другом избу-читальню.

А в соседней деревне жила семья сестры моей мамы, так их раскулачили и отправили на Урал. Справедливо, несправедливо, я деталей до сих пор не знаю, но семья у них была довольно-таки мощная. Имели две лошадки и три коровы, а из шестерых детей пятеро сыновей. И когда их раскулачили и выслали, вот тут отец уже окончательно все понял – придется вступать…

И когда вступил, его назначили бригадиром полеводческой бригады, потому что он выделялся способностями и физической силой. Два года отец бригадирил, а потом произошел такой инцидент. Один из его подопечных отказался выполнять порученную работу, и отец его начал «воспитывать», поддал ему под одно место. В результате тот пишет заявление в правление и отца начинают там по полной чехвостить.

Понятно, он стоял на своем – «выполнял обязанности, а как иначе бездельников и тунеядцев воспитывать»? Долго все это длилось, и, в конце концов, ему объявили строгий выговор. Но он тоже, как говорится, закусил удила, и пошел на принцип: «Не буду больше бригадиром!» Его не снимают, но и он на работу не выходит. В общем, скандал длился продолжительное время, его все уговаривали, стращали, пока он не написал заявление - «В соответствии со статьей такой-то устава сельхозартели прошу меня исключить из состава…» А в это время его младший брат был военкомом нашего района, и он как-то помог. Доказал, что отец прав и требования устава нужно выполнять. И только тогда отца отпустили. Он устроился ездовым и всю жизнь проработал в артелях в нашем поселке Мстёра. А мы с Володей и мамой числились колхозниками. Я, например, начал работать в колхозе практически с двенадцати лет. Как каникулы – я непременно в колхозе.

А ваш отец как-то отзывался о новой власти? Может, как-то сравнивал с жизнью до революции?

Когда с мужиками хорошо заложут, высказывал, было дело. Не то что критиковал власть, но допустим так мог выразиться: «Были же времена, когда мука была отличная. Из нее пирог высокий получался, как полагается. А сейчас мука совсем не та…» Но он понимал, когда и что можно говорить. Тем более его брат находился на руководящей работе и отец понимал, что нельзя его подвести. Он вообще был мудрый мужик, много всего повидал в жизни.

Дело в том, что наш поселок еще чуть ли не с 18-го века специализировался на изготовлении икон, и там работала художественная школа по иконописи. Но ведь эти иконы надо было продавать. Так отец еще, будучи подростком, вместе с взрослыми ездил ими торговать в Тверскую губернию, Псковскую, Новгородскую, Санкт-Петербургскую, даже за Урал ездили с разными приключениями.

А в армии он служил в Подольском полку, который формировался в Шуе, и дослужился до унтер-офицера. Бывало, хвалился: «Это не то, что нынешние сержанты! Командира полка мы почти не видели, так что это мы были настоящими начальниками!» И когда немножко выпьет, любил команды подавать: «На построение!» А голос у него был приличный. В детстве даже в церковном хоре пел. Рассказывал кое-что и про фронт.

Например, как попал в плен в Брусиловском прорыве. И очень по-доброму вспоминал работу у хозяина в Австро-Венгрии. Он у него по хозяйству работал и в лавке за прилавком стоял. Но вспоминая это время, всякий раз сокрушался: «Вон Иван Алексеевич в плену выучил немецкий язык и сейчас в школе преподает. Этим хам-хам, хам-хам деньги зарабатывает. А я по-прежнему горбом да руками… Надо было тоже учить, да дураком был…»

Привез из плена бритву, которой брился до самой смерти. А прожил он 90 лет. Точил, налаживал, и приговаривал: «Лучшего мне и не нужно!» И привез свой крест «За заслуги». Я его спрашивал: «Как же ты его сохранил-то в плену?» - «Подшивал в одежду и никому не говорил». Этот крест долго у нас в шкатулочке хранился, но потом и он и мой осколочек, который я отдал матери, куда-то задевались.

Репрессии 30-х годов вашего села как-то коснулись?

У нас в селе стояла Никольская церковь. Очень красивая, величественная, чуть ли не 17-го века постройки. Так я помню, что арестовали священника. Куда-то пропал, но семья осталась. Но через месяц или два, отец Василий вдруг вернулся. И с год, наверное, еще побыл. К тому времени храм уже закрыли, но он чего-то там пытался. По великим праздникам ходил по селу, никому не навязывался, но если его просили, заходил в дом и проводил обряды. Помню, он к нам так на Пасху зашел, но я с перепугу спрятался под стол. Выманили меня только с помощью конфетки и положенный ритуал состоялся.

Но через год он опять пропал, и на этот раз навсегда… Причем, в этот раз вместе с семьей, а там же трое ребятишек… Соседи рассказывали, что их забрали ночью на «воронке»…

Еще хорошо помню, как с нашей церкви колокола сбрасывали. Мне уже было лет 10-11, когда прошел слух – сегодня будут снимать. Собрался народ, в основном пожилые бабульки. Ну и мы, пацаны, конечно, тут как тут.

Приехали чужаки, и видимо они уже опыт имели, потому что умело принялись за дело. Сначала маленькие колокола сбросили. Потом спустили большой, а он в дверной проем не проходит. Начали выбивать кирпичи, но это же не нынешняя кладка, там словно железо, поэтому задержались еще на сутки. И когда упал большой колокол, от него откололся большой кусок. Бабки и так все это время причитали, а тут просто стали проклинать этих «антихристов». Все ближе и ближе подходят к ним. Но те ничего не отвечали. Молча все проделали, погрузили на свои подводы и увезли…

Как ваши родители это восприняли?

Тяжело. Отец может и не такой верующий был, не помню, чтобы молитвы читал, но часто крестился и по великим праздникам ходил в церковь. А вот мама у нас была очень набожная женщина. Постоянно перед едой молилась, перед сном. Лампадочку зажигала, крестилась, молилась… Но этой темы мы почти не касались и нас особенно не приучали. Хотя все мы, конечно, крещеные, но вот крестик я не носил, и, ни одной молитвы не знал. Но в церковь ходил. По большим праздникам мы обязательно всей семьей ходили. До сих пор отлично помню, какой аромат ладана стоял в нашей церкви, где какие иконы находились. Ну и все праздники у нас справляли, как полагается. Готовили все самое лучшее, понятно, что у нас в сердце отложилось ощущение праздника. Мужички собирались. Отца я в жизни пьяным не видел, но выпить он любил. А по такому поводу, как говорится, не грех и выпить и закусить.

Но отец с матерью все посты соблюдали. Отец, правда, иногда бурчал маме: «Я скоро ноги таскать не буду…» А она ему так выговаривала: «Ты сам подумай. Ты столько лет прожил, но никакими болезнями не болел, в больнице не лежал. Тебя Бог бережет!», и он соглашался.

Школа как вам запомнилась?

Когда подошел срок, родители собрали меня. Конечно, никакого портфеля не было, обыкновенная холщевая сумка через плечо. Собрались у школы, ждем, но что-то никого нет. Двери в школу открыты, в классах вроде все готово, но учителей почему-то не видно. Мы тут, конечно, бегаем, веселимся, ждем звонка. Потом смотрим, с поселка идут трое: мужчина в возрасте и две девочки. Прошли в школу – сразу звонок дали. А школа у нас бывшая церковно-приходская: два класса, комната для труда и коридор. Нас всех построили, и состоялось представление: «Вот для 1-го и 3-го класса учительница такая-то. А 2-й и 4-й в соседнем классе. Учительница такая-то».

Дома спрашивают: «Что там у вас за учительница?» - «Да девочки какие-то пришли». – «Что вы голову морочите, какие еще девочки?» Потом выясняется. Эти девочки окончили 7-й класс, за лето прошли краткосрочные курсы и их запустили на самостоятельную работу к нам в глубинку. Вероятно для эксперимента. Но ясно же, что вышло горе, а не обучение. Кто хочет приходит, кто хочет, уходит… А весной эти девочки и сами загуляли, убежали из школы, и мы остались сиротами.

Им на смену прислали двух женщин, они попытались привести нас в норму, но ничего не вышло. Поэтому было принято решение – всех оставить на второй год. Вот так я оказался второгодником…

А на следующий год еще же подошел 1-й класс, детишек-то много было, и теперь за каждой партой сидели по четверо. Кто на коленках, кто сбоку… А учителями прислали семейную пару. Возрастные муж с женой - Тихомировы Елена Никифоровна и Николай Петрович. Как взяли они нас в шоры, и в течение первой четверти привели к норме.

Четыре класса закончил, пошел в семилетку в поселок. Там две школы работало. Средняя – 11-я и семилетка – 12-я. Ясно, что все ближайшие деревни в эту семилетку. А поселковых в среднюю - привилегия… Тут мы стали понимать, что вроде мы и одинаковые, но не совсем. Там и условия получше, а мы в пяти разных зданиях.

Учился я хорошо, но не отличник. После 7-го класса большинство наших сельских пошли работать, а учиться дальше осталось всего пять человек. В том числе и я. Мама у нас почти неграмотная была, но мудрая женщина, и она сказала решающее слово: «Колька, ты учись! Впереди только так можно по-настоящему в жизни устроиться! А мы и без твоих рук обойдемся!»

И когда я школу заканчивал, думал, что пойду учиться в сельскохозяйственный институт. То ли на агронома, то ли еще на кого-то. Как-то мы побывали в гостях у дяди, а они как раз приехали с отдыха на юге, и привезли немного фруктов: груши крупные, виноград. И почему-то у меня появилась мысль – займусь виноградарством.

Как вы узнали о начале войны?

Это же лето, и как всегда в каникулы я работал в колхозе. В те дни картошку что ли окучивали. А председатель был разумный мужичок и он нам говорил так: «С утра по холодку поработаете, а днем отдохнете. В футбол поиграете. А после обеда еще пару часиков поработаете». И вот прихожу к полудню домой, а мама мне и говорит: «Коля, по радио сказали, что в 12 часов будет важное сообщение!» В селе тогда электричества еще не было, но радио уже провели, и у нас дома эта черная тарелка на стене висела. Прослушал выступление Молотова, и концовку его запомнил на всю жизнь – «Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!»

Насколько это известие стало неожиданным для вас?

Лично для меня совсем неожиданно. Правда, когда старший брат Сергей встречался с отцом, то я слышал, как они поговаривали: «Обстановка какая-то сложная, неспокойная. Не исключено, что может быть и война…» Такие разговорчики были, но в силу возраста я их не особенно воспринимал.

Многие ветераны вспоминают, что молодежь чуть ли не с радостью восприняла начало войны.

Не скажу, что с радостью, но у меня была твердая уверенность, что мы с ними быстро справимся. Мы же все были воспитаны на фильме «Чапаев», мечтали стать командирами, и я думал вначале, что мы их эге-ге-гей как погоним… Хотя отец постоянно говорил: «Немцы не дураки, не то что мы… Нас пока тут раскачают, тогда мы чего-то можем, а у немцев точный расчет. Я их хорошо знаю!» Тем не менее, он тоже был убежден в Победе: «Германия же маленькая, а мы вон какая махина…» Но когда пошли похоронки, и когда всех мужиков зачистили, тут, конечно, стало тревожно…

Но патриотизм был большой. Помню, в школе карту повесили, отмечали на ней флажками продвижение войск, а они все ближе и ближе к нам… И лишь когда немцев под Москвой разгромили, тут уже пришла уверенность - точно победим!

А люди как-то обсуждали неудачи начального периода войны?

Обсуждать было некому. Потому что более грамотными и активными были мужчины, но их всех подчистую загребли в армию. А среди женщин я таких обсуждений не слышал. Но вначале, конечно, настроение было неважное.

Чем вы занимались до призыва?

Все лето отработал, даже бригадиром назначили, и председатель колхоза Анатолий Иванович Беляков уговаривал меня бросить школу и работать в колхозе. Но родители сказали однозначно: «До 1-го сентября хорошо поработай, а потом учиться надо!» И осенью я пошел в 9-й класс.

Но проучились с месяц, наверное, а в октябре 41-го последовало распоряжение – построить вокруг поселка противотанковый ров. И всех учеников начиная с 7-х классов и старше, бросили на рытье этого рва.

Копали мы его недели две. Ребята копают, а девочки по кухне. В перерыв выскакиваем, картошки поели и опять за работу. Он же шириной пять метров, глубиной три, а в длину три с лишним километра. И на всем протяжении люди, люди, люди… Потом на фронте мне такой ров встретился раз в Польше, но там уже я понял, как его преодолевать.

В селе эвакуированные были?

В нашем селе нет. А вот наш поселок по тем временам считался большим, 11-12 тысяч жителей, и туда и эвакуированных много приехало, и сразу два госпиталя открыли. Один обустроили в школе, а другой в здании художественной школы.

Знаю, что среди эвакуированных было много москвичей и ленинградцев. Например, в поселковую больницу прибыл врач из Ленинграда. Я слышал разговоры, что хирург он был исключительный. Очень его хвалили. И тихонько добавляли: «Еврей». У нас же евреев совсем не было, их и не видел никто. Я его потом видел пару раз. Возрастной уже, и без ноги, на протезе ходил. Насколько я знаю, он так и остался жить в Мстёре до конца жизни.

А вы знали какие-то подробности того, что творится на фронте? Может, кто-то из односельчан вернулся после ранения и что-то рассказывал?

К моему уходу в армию двое уже вернулись после ранений. Кое-чего они, конечно, рассказывали, но не очень уж. Поймите, это же совсем другое время было. Не то, что сейчас, когда абсолютно все можно сказать. Тогда все-таки народ жил под контролем. И доносили друг на друга… Обстановка хреновая была, чего там говорить…

Когда вас призвали?

Мои одногодки, которые родились в начале года, были призваны раньше, и некоторые из них успели попасть под Сталинград. А я получил повестку в день нашего престольного праздника Покрова - 14-го октября.

Мама подсуетилась и вызвала меня с занятий: «Собираться надо!» Хотя уже заранее все было готово. Мама, конечно, плакала, а отец как мужчина бодрился и меня вдохновлял: «Смотри там, науку познавай по-настоящему…» Но особых разговоров не было. И так ясно какая обстановка… Обнялись, расцеловались, мама перекрестила и вперед…

Отец попросил телегу в колхозе и после обеда прибыли мы в район. Только вошел в военкомат, представился, а на меня сразу: «Почему так поздно?» Прошел медицинскую комиссию, а на мандатной мне говорят: «Будем рекомендовать тебя в танковое училище. Возражения есть?» - «Нет!» Так я оказался в группе из пяти человек, которую направили в это училище.

Познакомились. Один из них оказался мой однофамилец – Борисов. «Откуда ты?» - «С города». Грязнов и Петров тоже были с города. А четвертый говорит: «А я с Мстёры!» Я пригляделся, а он невзрачный какой-то, худенький, но его лицо показалось мне знакомым: «А мы с тобой случаем не учились вместе?» И оказалось, что он в нашей школе окончил 10-й класс в 42-м году. Так я познакомился с Алексеем Черепениным: «Очень хорошо, что землячок. Будем держаться вместе!».......